Люди без имени

— Я отремонтирую машину и пущу вход, если разрешите военнопленным взять выброшенный картофель. Мне будет помогать финн и делать то, что я скажу. Мастер переспросил, о каком картофеле идет речь.

— Неделю тому назад, — пояснил переводчик Иванов, — за бараком из столовой выбросили машину порченого картофеля, и русские (он не причислял себя к ним), возвращаясь с работы, набрасываются на него и на ходу набирают в карманы.

Иванов скрыл, что за найденный картофель, русскому при входе в барак, если он не успел съесть его мерзлым, выбивали зубы. Мастер дал согласие, предупредив охрану.

— Да и к лучшему: русские уберут лишнюю грязь! — смеялся он, когда остался наедине с начальником лагеря.

Утром пленные возвращались с работы и набирали попутно картофель. Приготовили завтрак. В бараке было шумно. Военнопленные спорили из-за печи и посуды: каждому хотелось сварить быстрее. Громов ожидал Леонида. Его задержали на работе. Громов поставил котелок на печь, чтобы не остыл картофель, собирался прилечь отдохнуть. Растворилась дверь барака, и на пороге показался Леонид.

Михаил не узнал его. Шуба и валенки придали ему другой вид; с любопытством разглядывали пленные Леонида. Как не завидовать: у многих от солдатских шинелей остались одни клочья. Леонид поймал на себе десяток завистливых глаз…

Есть отказался. Бросил пачку сигарет и буханку хлеба на стол, разделся и лег на нары, но тотчас приподнялся, сел на край и пристально глядел, как руки пленных потянулись за сигаретами. По мере того, как руки приближались к сигаретам, лицо Леонида меняло выражение и становилось угрюмее. Неожиданно он закричал и спрыгнул с нар, схватил сигареты и бросил в печь. В это время Леонид был похож на финна, который вырывал у него окурки и бросал в костер. Пленные с сожалением смотрели в печь и на стол, где только что лежала пачка заветных сигарет.

— Лешка-моряк продал совесть за пачку сигарет. Слышите! — крикнул он — Я не хочу, чтобы вы курили. Лучше, как нищему, выпрашивать окурки, чем курить «преподнесенные» за услугу.

Он лег на нары и заплакал. Солдатов сочувственно смотрел на него. Он впервые увидел, как человек, выдержавший пытки без единого крика и слез, плачет без всякой на то причины; по крайней мере, так казалось Солдатову. Пленные по-разному объяснили его поведение. Многим приходилось сталкиваться с таким явлением, когда люди, помогая финнам, получали за услугу кусок хлеба или табак, не испытывая ни малейшего угрызения совести. Поэтому мучения его были непонятны для некоторых, а уничтожение сигарет казалось странным. По их мнению, он оказался счастливее всех. Только Иван Григорьев, хорошо зная характер Леонида, понимал происходившую в его душе борьбу, его мысли. Всхлипывая, Леонид вздрагивал всем телом.

Маевский, уткнувшись в голые нары (постельного белья не полагалось), сотни раз передумал случившееся. Он согласился отремонтировать помпу затем, чтобы получить доступ к откачивающим воду машинам. Но когда пришел в барак, ему показалось, что пленные смотрят на него с насмешкой и презрением. В душу вкралось сомнение: он поступил неправильно.

«Ничего, когда строительство зальется водой, а плотина покроется сплошным льдом, тогда они узнают мои настоящие цели», — успокаивал он себя.

— А если план сорвется, тогда что подумают обо мне … На меня будут показывать пальцем и упрекать! — говорил он.

Душевные противоречия, расшатанные нервы, отсутствие поддержки со стороны, вызвали большие сомнения в правильности действий.

Утром шли на работу. Громов обратил внимание на Маевского. Он как-то сразу осунулся, под глазами появились синие мешки, сгорбился, постарел.

«Трудный путь в плену медленно истощил его силы!» — заключил про себя Громов. Не стало больше веселого, всегда улыбающегося матроса. Волоча ноги, сутулясь, он избегал смотреть в глаза своим друзьям. Молча, без пререканий, и с охотой пошел на свою новую работу.

— Я вижу как на моих глазах портятся лучшие люди, — говорил Рогов — И Лешка не выдержал, покатился … покатился по наклонной плоскости — в пропасть: на него я надеялся как на каменную гору.

«— Упреки начинаются», — подумал Маевский, заметив, как Рогов презрительно плюнул в его сторону.

16. Он должен жить!

После разлуки с друзьями, Шаров затосковал и чувствовал себя растерянным и затерявшемся в аду человеческих мучений. Канава забрала последние силы. Один за другим умирали товарищи, и каждый раз Мецала, провожал покойника до могилы, сочувственно глядел, разводил руками, чувствуя свое бессилие помочь военнопленным. К новому году Шаров ослаб и не мог двигаться, ползал, и со дня на день ожидал голодной смерти. Чем ближе была смерть, так казалось ему, тем сильнее хотелось жить, бороться за свое будущее, вырваться на родину. И он не впадал в отчаяние, продолжал цепляться за жизнь.

Не лучше дело обстояло у тех, кто ходил на работу. Силы постепенно таяли, а мороз подгонял в работе. Осенью военнопленные варили траву и мох; выпавший снег забрал у них последнюю надежду на спасение, а конца войны не было видно.