Люди без прошлого

— Не стали, все правильно сделала. К черту мужскую солидарность. Гнать таких надо из семей… или сковородки о них ломать. Вся лестничная площадка Протасовой аплодировала. А мы народная милиция — не можем пойти против народа, соображаешь? Ну, погорячилась, бывает. Мужик-то жив. Нам интересно даже стало — где она так драться научилась? Микульчин предложил ей пару уроков операм преподать — показать, как надо обезвреживать хулиганов… А больше и вспомнить нечего. — Чайкин устремил задумчивый взгляд в потолок. — Девятого числа кассу на ремонтном заводе пытались взять — аванс привезли и оставили на ночь, дураки… Но дилетанты попались: сейф поковыряли, вскрыть не смогли, а связанный сторож прекрасно слышал, как они друг друга по именам называли. Потом и взяли по его показаниям: троих молодчиков-тунеядцев из деревни Быково. Дурачье, короче. В школе плохо учились, иначе знали бы, что сейф стамеской не вскрывают и пилкой по металлу его не возьмешь. Теперь зона всему научит… 15-го числа квартиру взломали на Героев Труда — нормальная трехкомнатная квартира, последний этаж. Забрали меховые изделия, деньги, ювелирку… и по крыше ушли. Явно залетные, по наводке орудовали. Сработали умно, ни следов, ни свидетелей. Пострадавший — замдиректора свинокомплекса Ракитин, в прошлом проходил свидетелем по делу о хищениях. Жаль, не подозреваемым. А еще в Игнатьевском переулке некую бабу Женю повязали, — Чайкин оживился, — энергичная старушка, продает самогон собственного изготовления — первосортный, между прочим… по свидетельству тех, кто пил. Сколько раз ее накрывали, изымали товар, проводили разъяснительные беседы, а она ни в какую. Пенсии, говорит, на безбедную жизнь не хватает. В общем, самогон реквизировали, сделали последнее предупреждение. Жалко ее, 84 года бабке, рассказывала, как с Котовским в одной тачанке каталась…

— Да, не Москва, — констатировал Павел. — А за этим столом кто работал? — он осторожно постучал по столешнице.

— Нет его больше, — охотно отозвался Борис. — Скончался дорогой товарищ, Малышев Виктор Семенович. На этом месте его инфаркт и подкараулил. Сидел, работал, ничто не предвещало, вдруг голову уронил, задергался… Вдвоем мы с ним были — как с тобой сейчас. Только ты живой, а он нет. Месяц назад случилось. Хороший человек был, только пожилой уже, возглавлял нашу первичную партийную организацию. В РОВД 12 человек — члены КПСС. Напрягся ты что-то, Павел, — Чайкин прищурился. — Не бойся, место не проклято, ну, помер человек, с кем не бывает…

— Со мной еще не бывало… Слушай, а Микульчин скоро придет? Рабочий день в разгаре, это ничего?

— Эй, поосторожнее, — забеспокоился Чайкин. — А то и впрямь придет. Был уже с утра, потом в больницу побежал. Нездоров Константин Юрьевич, язва не дает покоя, ходит через день на процедуры. Обычно вечером, но сегодня — вот так, с утра.

Отворилась дверь, тяжело ступая, вошел мужчина — жилистый, сухой. Он был еще не старый, лет пятидесяти. Жесткие волосы были тщательно выстрижены, помечены мазками седины. Чайкин укоризненно глянул на Павла: ну, и зачем спросил?

Обнаружив в комнате постороннего, мужчина нахмурился. Болдин поднялся.

— Это тот самый, товарищ капитан, — скупо пояснил Чайкин. — Вроде нормальный, не заносчивый, как все москвичи.

«А вы со всеми москвичами знакомы, товарищ лейтенант?» — чуть не сорвалось у Павла с языка.

— Разберемся, — у начальника отдела был неспешный хрипловатый голос. Обменялись рукопожатием, Микульчин направился к столу в центре комнаты. Проблемы со здоровьем были видны невооруженным глазом. Человек тяжело ходил, плохо дышал. Когда садился, не сдержал гримасу боли.

— Все в порядке, Константин Юрьевич? — участливо спросил Чайкин.

Микульчин отмахнулся:

— Нормально. Где все?

— Работают, товарищ капитан. Ну… так они сказали. Чекалин пошел опрашивать свидетелей драки на Мостовой. Максимов на пристань убежал — там ЧП.

— Ладно… — Микульчин хмуро уставился на новенького. В глазах начальника отдела застыла затаенная печаль. — Значит, ты у нас Болдин, которого так расхваливал Ваншенин… Понял уже, что это не Москва?

— Понял, товарищ капитан.

— В партии состоишь?

— Нет, товарищ капитан.

— Надо состоять, товарищ старший лейтенант.

— Понимаю, товарищ капитан. Разрешите не сегодня? Не готов еще.

Хрюкнул Чайкин — и тут же сделался серьезным, даже озабоченным.

— Вижу, что не готов, — взгляд начальника скользнул по потертой джинсовой ткани. — Ладно, живи пока, посмотрим, что ты из себя представляешь. Уже устроился?

— Нет, Константин Юрьевич, только прибыл — и сразу сюда.

— Один, без жены?

— Чтобы она ему всю ссылку испортила? — хихикнул Чайкин.

— Не женат, товарищ капитан.

— Ну, конечно, не сообразил, — Микульчин тяжело вздохнул, стал перебирать папки на краю стола.

«Я же здесь со скуки подохну», — тоскливо подумал Болдин.

Срочными делами, от которых зависит судьба страны, отдел явно не перегружен. Мог бы уйти в работу — но нет. И чем глушить тоску по утраченному? Алкоголем? Рано еще, да и нет подобного опыта.