Люди Быка

— Знаете, это, наверное, в нас древний звериный инстинкт пробуждается. Когда у детеныша появляются признаки взрослого — у саблезуба клыки, у человека — усы, в родителе просыпается неосознанная агрессивность, желание отделить, прогнать. А у взрослого детеныша — желание держаться подальше, быть самостоятельным и независимым. — Сын помолчал немного и закончил признанием: — Вы, Семен Николаевич, иногда тоже меня раздражаете.

— Спасибо за откровенность, — усмехнулся отец. — Логично излагаешь — и по дарвинизму, и по тотемизму. Есть предложения?

— Конечно! — оживился Юрайдех. — Целая куча! Вы нас отселите!

— Не понял?!

— Ну, и Тобик, и другие наши мамонты уже почти взрослые. Им больше нельзя с родителями оставаться. Вот мы вместе с ними и пойдем жить туда, где вы этой зимой были. Там же местных мамонтов очень мало, правда? Вот и будем те края осваивать! За тигдебами с их быками там присмотрим, и за рекой — вдруг еще какие-нибудь придурки приплывут! А еще я хочу… — Юрайдех смущенно умолк, но Семен кивнул поощряющее:

— Давай-давай, излагай!

— А вы не будете смеяться? Ну, если с переселением получится… Я хочу с кем-нибудь из ребят перейти реку и пожить у скотоводов. А еще хочу через их земли пробраться к тому источнику, где вы соль выпаривали!

— Это еще зачем? — поинтересовался вконец обалдевший Семен.

— Там, по-моему, должны быть еще месторождения, — с важным видом заявил Юрайдех и вдруг хитро подмигнул: — Нельзя такое богатство без догляду оставлять!

— В общем, идут по земле лоурины… — пробормотал Семен.

— Пилигримы, — поправил сын и продолжил:

…За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы…

— Красиво… Ты что же, стихи сочиняешь? Про странников-богомольцев и пустыни, которых в этом мире еще нет?

— Что вы! Это же Бродский! Его стихи Митяев с Марголиным на музыку положили, и получилась песня. Вы же знаете слова:

…и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним!
Ослепительно снежным
И сомнительно нежным.
Мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным…

— Ты уж сначала напой, — попросил Семен. — Я подзабыл что-то…

— Да, — кивнул парень, — вначале там сложная вязь из слов, но я все помню:

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы…

Пока Юрайдех пел, Семен откинулся на свою импровизированную подушку в полном изнеможении. Мыслей у него было только две: «А он не фальшивит!» и «Я больше не могу!». Он так и сказал вслух, когда певец умолк:

— Все! Я больше не могу! Колись! Колись, откуда слова знаешь! И не говори, что из моей памяти! Нету их там!! Я всего несколько строчек когда-то слышал — в гостях у приятеля!

— А вам не дует, Семен Николаевич? — потупился сын. — Может, окно закрыть?

— Я что сказал?!

— Так ведь бульон остынет… Поешьте, а? Эльха придет и ругаться будет — она велела вас сразу кормить, когда проснетесь…

— Еще раз повторяю: ОТКУДА СЛОВА ЗНАЕШЬ?!

— По радио исполняли, — вздохнул Юрайдех. — Оно все время на кухне тихонько играло, но я расслышал и запомнил…

— Та-а-ак… — сказал Семен и начал елозить, пытаясь сесть. Это ему почти удалось, но в последний момент подвели руки — локти разом подломились, и он плюхнулся на спину, тюкнувшись затылком о стену. Наверное, именно этого ему и не хватало, чтобы цепь замкнулась. Вспышка боли с предельной резкостью высветила картину недавнего прошлого — со всеми подробностями и деталями, упущенными зрением, не воспринятыми сознанием. Старейшины и вождь над безжизненным телом сына. Он — Семен — смотрел тогда только на его лицо, изо всех сил стараясь уловить движение век, признаки дыхания. И ни до чего больше ему дела не было.

…Медведь привычно потрогал артерию, пощупал ребра и дал прогноз:

— Оклемается!

— Куда ж он денется! — согласился Кижуч. — Но что бы это значило?

— Это значит, — сказал вождь, — что парень не Волк и не Тигр. Похоже, он с Семхоном одной крови.

— Да, — кивнул Кижуч. — Первозверь.

— А что я вам говорил?! — самодовольно ухмыльнулся Медведь. — Это ж не человек, а настоящий Зверь!..