Люди до

Мы долгое время сидим на лавочке, не смотря, в сторону друг друга. За большой дверью совещательной комнаты почти ничего не слышно, лишь иногда, доносятся чьи-то голоса, но разобрать о чем там говорят – невозможно. Тяжелая дверь надежно хранит тайны членов правления, не позволяя чужим ушам подслушать сказанные ими слова. На стенах нет часов, и я не могу определить, сколько времени мы находимся здесь. За окном уже стемнело и через его стекло уже не видны очертания городских зданий, только наши отражения, подсвеченные лампами коридоров, вырисовываются не четкими контурами. Я сижу и рассматриваю стену уже довольно продолжительное время. Мои эмоции поутихли, и я снова могу рассуждать, отбросив обиду на второй план. Что сказано – то сказано. Слов не воротишь, теперь нужно понять, как мне быть с этими обстоятельствами дальше. Во всяком случае, я попыталась донести информацию до правления. Пусть они теперь решают, как ею воспользоваться, а что касаемо меня, то лишившись их доверия, я могу не узнать план дальнейших действий Нового города, но я могу действовать сама.

Теперь я знаю, что я могу больше, чем думала прежде, и от меня – зависит многое. Я должна попасть в Основной город и поговорить с мамой и госпожой Мар. Но прежде, мне необходимо добраться до Коммуны и предупредить Тима и остальных о том, что Новый город в курсе их существования. А обнаружение их места существования – дело времени. Я думаю, что никому не понравится, что какая-то девочка дала обнаружить их обитель. Многие обвинят меня, но я надеюсь на понимание и поддержку, хотя бы двоих в Коммуне. Это Тим и Су. Они должны понять, что я не намеренно выдала их, они выслушают меня и примут мою сторону. Я на это надеюсь. В моей ситуации, думать, что Тим отвернется от меня – невыносимо. И Я стараюсь гнать от себя эти мысли, которые лезут мне в голову. Он должен понять, должен!

Дверь в конце коридора открывается, и на пороге стоит Зоин. Я первая срываюсь с места и подхожу к нему. Выглядит он уставшим, плечи опущены вниз и спина немного ссутулена, но при этом, глядя мне в глаза – он улыбается.

– Мы ждем вас, – он бросает взгляд, подошедшего на Лёна, и быстро переводит обратно ко мне, – в совещательной комнате. – Добавляет он тоном, не терпящим возражений, а колкий взгляд, вновь обращенный к Лёну, дает мне понять расклад его симпатий. Это успокаивает, но я боюсь выпадов Лёна, которые он мог припасти напоследок.

Зоин распахивает дверь шире, пропуская меня внутрь, и идет за мной, не дожидаясь, когда войдет Лён. Я прохожу к стульям и снова сажусь на свое место. Лён, тоже садится рядом. Я не смотрю на него, но чувствую, как напряжено его тело, он как струна, натянут, и сидит так, как будто готов в любой момент соскочить со стула и кинуться прочь. Его чувства мне до конца не понятны. Я не знала, что у меня есть брат, и мама никогда не упоминала о нем. Она смирилась, что никогда не сможет его встретить и обнять. Она не хотела, чтобы я разделила ее внутренние терзания и не посвящала меня в свои тайны. Думаю, передавая мне, подаренный отцом амулет, она не сильно верила в нашу встречу. Иначе, она подготовила бы меня заранее. Она рассказала бы мне, чуть больше об отце и о его жизни. Но кроме непонятной мне тоски, я не замечала ничего. Теперь мне стало понятно ее поведение и поступки. Она всегда поступала от сердца. Она все чувствовала. Не знаю, как ей удавалось, но она не принимала пищи с лекарством. Да и меня к еде она никогда не принуждала, хотя и тайны ее содержимого она никогда не открывала. Мама верила в меня, и надеялась, что мне самой станет ясно. Что я сама смогу сделать выбор – чувствовать мне или служить Обществу. Мама никогда не занимала высших постов, держась больше в тени, чаще других, заходя на смену в производственные корпуса. На других должностях ее бы быстро вычислили и отправили за купол, как отработанный материал. А бросить меня она не могла, так и жила, все свои дни, скрываясь и таясь. Скорее всего, она не хотела для меня такой судьбы, но и запретить мне пропускать приемы пищи не могла. Она давала мне шанс на чувства, давала право выбора.