А до этого была работа в госпитале — ее фронтовая специальность — медсестра. Закончила заочно юридический институт. После стажировки в прокуратуре Нину Сергеевну, поскольку у нее были водительские права, назначили в следственном отделении именно на этот участок.
Наутро Нина Сергеевна отправилась в Запрудный, чтобы допросить задержанного там по подозрению гражданина. Она испытывала даже легкое разочарование от того, что все так получилось просто. Поиск, решение задачи с несколькими неизвестными всегда привлекали ее, привносили в работу азарт, как поединок с незримым противником.
«Что же, в конце концов, это даже лучше, — подумала она, подъезжая к Запрудному. — Будет со временем посвободнее, напишу письмо Антонине, заждалась она, наверное. Надо ободрить ее. Она нуждается в поддержке, добром слове».
Антонина — бывшая подследственная Нины Сергеевны — находилась в местах заключения, где отбывала наказание за кражу. Неделю назад она прислала подполковнику милиции Герасимовой письмо, полное слез и раскаяния. Слез — потому что тосковала по своему малолетнему сынишке; раскаяния — потому что не вняла в свое время добрым советам следователя.
Нина Сергеевна хорошо помнила эту несколько взбалмошную, с крашеными волосами и печальными глазами молодую женщину. Было жаль ее за неудавшуюся судьбу.
В милицию обратились несколько женщин и заявили, что у них в общежитии завелась воровка. Уличить Антонину в хищении денег и вещей у подруг оказалось делом несложным. Однако увидев перед собой следователя-женщину, Антонина наотрез отказалась давать показания. Дерзила, вызывающе вела себя. Герасимовой было знакомо такое состояние подследственных, вызванное позором разоблачения, навалившимся чувством безысходности. Надо дать им какое-то время успокоиться, прийти в себя, осмыслить происшедшее, посочувствовать, дать понять, что не все потеряно, показать путь, по которому должна пойти их жизнь, — нелегкий путь, но другого нет.
Они сошлись и почувствовали доверие друг к другу на одном чувстве — материнском. Антонина терзалась мыслью, что же будет с ее двухлетним Егоркой, которого она любила без памяти.
— Не пропадет. Будет жить у бабушки, я его буду навещать с гостинцами, — поддержала Антонину Нина Сергеевна, увидела, как обрадованно засветились глаза у нее.
Был суд. Антонина получила сравнительно мягкое наказание. И вот теперь спрашивала, как там ее Егорушка? «Какая же я дура раньше была. Ведь воровала не из-за нужды, а на вино».
— Да, прозрение у некоторых наступает с запозданием, — невесело подумалось Герасимовой.
В Запрудненском отделении милиции ей отвели небольшую комнату для допроса задержанного гражданина. Им оказался нескладный верзила, на лице которого застыло изумление, не сошедшее после встречи с милицейским патрулем минувшей ночью.
— За что? — с надрывом, спросил он, не зная, кто она и зачем пришла.
— Разве вам не объяснили, что вы задержаны на основании статьи уголовно-процессуального кодекса по подозрению. Я — следователь. Сейчас выясню некоторые обстоятельства и, если вы не виновны, немедленно освобожу вас.
Пока говорила, Нина Сергеевна внимательно изучала сидевшего перед ней парня. Лет 20—22, помятое ленивое лицо, на скуле и лбу свежие ссадины, давно не стригся, в одежде какая-то неряшливость; оторванная пуговица, из-под пальто выглядывал засаленный воротник рубашки.
— Где вы были вчера вечером?
— У знакомой.
— А до этого?
— Ходил с ней в лес.
— У вас поранено лицо…
— О кусты поцарапал.
— А шнурок где потеряли от ботинка, вот этот?
Парень растерянно посмотрел сначала на ладонь следователя, на которой лежала тонкая черная веревочка, потом пополз под стол…
— Действительно нету, — пробормотал он.
— Вам напомнить, где вы потеряли шнурок?
Парень пришибленно молчал.
— Хотя вот что, — продолжала Нина Сергеевна, — сначала пойдем в тот дом, где вы были в гостях. Посмотрим, как вас там встретят.
Допрашиваемый испуганно вскочил:
— Ни за что! Хватит с меня! Вот навязались-то на мою голову…
— Успокойтесь, успокойтесь. Идти все равно придется. Это в ваших интересах.
— Это уж мне лучше знать, в чьих интересах, — зло бросил он.
— Назовите адрес вашей знакомой.
После длинной паузы Дьяконов назвал дом и улицу.
На крыльце деревянного дома их встретила женщина средних лет.
— А, снова явился, кобелина, — пропела она при виде долговязого спутника Нины Сергеевны. — Мало я тебя угостила. За новым угощением пришел. Сейчас!.. — женщина быстро юркнула за дверь.
Дьяконов судорожно схватил руку следователя:
— Убьет! Не пойду! — и отбежал метров на десять, лихорадочно выискивая, куда бы ему сигануть, когда грозная хозяйка появится с дрыном в руках.
Дверь снова открылась:
— Где он, этот хлыщ?
— Не волнуйтесь, Дарья Тимофеевна, — выступила вперед Герасимова и объяснила цель визита.
— Анюта! — пробасила хозяйка. — Подь сюда!
На крыльце появилась длинноногая веснушчатая рыжая девица…