Люди долга и отваги. Книга первая

— Да уж не подарок — привлекали мы его дважды. Зашибает крепко… Эх, ведь хотели недавно посадить его — за хулиганство, так жена сама же умолила: ребенка не сиротите, нас, мол, хотя бы пожалейте. Вот он сейчас их там жалеет!

— Ребенок в квартире? — спросил Скуратов.

— А где же ему быть? Конечно. Вот на папкины подвиги любуется. Шесть лет парнишке…

Мы вошли в подъезд, вызвали лифт. Халецкий подошел ко мне поближе:

— Нуте-с, что будем делать?

— Не знаю, что-нибудь сейчас придумаем, — неуверенно сказал я.

— Там ребенок, — напомнил мне Халецкий.

— Да, там ребенок…

Ухал, гудел в шахте лифт, глухо грохнул замком на шестом этаже. Здесь стояло несколько полуодетых жильцов. Выше их не пускал постовой милиционер.

— Ну-ка, граждане, всем немедленно уйти отсюда! — скомандовал я и приказал милиционеру: — Мгновенно очистите лестничный марш…

Сержант стал выдавливать с лестницы зевак, а Скуратов спросил участкового:

— Из чего стреляет?

— Охотничье, по-моему — шестнадцатый калибр. Он уже дважды врезал в дверь медвежьим жаканом…

Жестом я велел всем оставаться на месте, и мы с участковым бесшумно поднялись еще на один этаж, стали под прикрытием стены по обе стороны двери. Было слышно, как в квартире течет из крана вода, чей-то ругнивый злой голос матерился и звучал женский негромкий плач.

Я постучал рукояткой пистолета в пробитую пулями филенку, а участковый закричал:

— Эй, Матюхин! Перестань с ума сходить! Открой дверь, брось ружье!..

— Я те открою, потрох сучий! Я те брошу!.. — раздался хриплый рык из квартиры и одновременно грохнул резкий гром выстрела, пронзительно полоснул женский крик и вылетел из двери кусок дерева — пуля ударилась в противоположную стену.

Я махнул участковому рукой, и мы снова спустились на полуэтаж, где нас дожидались остальные.

— Мне кажется, его вязать пора. Он, черт, опасный, — сказал я.

Юра Одинцов продолжил:

— Если дверь высадить, можно Юнгара пустить…

— Пока мы ее высадим, этот прекрасный Матюхин успеет двух из нас положить, — сказал с усмешкой Скуратов. — А я еще так хотел поучиться в адъюнктуре…

— Будет тебе кривляться, — сказал я ему вяло. Он был бледен, все лицо у него подсохло — нет, я не думаю, что он трусил, чего-чего, а этого никто за ним никогда не замечал. Просто нервишки играют. А может быть, ему теперь есть чего терять. Больше, чем нам. Не знаю. Мы с ним разошлись.

Я спросил участкового:

— Балкон лестничной клетки рядом с балконом Матюхина?

— Рядом, да не совсем — на пол этажа выше.

— Это ничего, — я посмотрел вниз — расстояние между балконами метра три.

— Может, вызвать пожарных с лестницей? — предложил Задирака.

А из квартиры Матюхина снова рванулись женский крик, стук падающих предметов и тонкий пронзительный заячий крик:

— Папа… папа… папочка… не надо… папочка… не надо…

— Нет времени! — крикнул я. — Поднимайтесь и сильно стучите в дверь. Одинцов, пусть Юнгар погромче гавкает — больше шуму дайте…

И побежал наверх…

4

— Меня зовут Клава, — сказала она мне прежде, чем закрылась за ней дверь приемного отделения. Ее увезли на каталке, раздираемую огромной болью рождения самого трудного, самого непонятного и прекрасного творения природы — нового человека. Эта неслыханная боль сейчас, через несколько мгновений, превратится в великую радость — появится крохотный кричащий комочек, маленький человечек. И боль эта возвышенна, громадна и прекрасна — ибо она есть жизнь. А жизнь — ничего уж тут не придумаешь! — есть боль. Боль и радость. И живы мы, пока способны ощущать это несокрушимое и обязательное двуединство…

Нянечка, обходя меня, протирала шваброй кафельный пол. Остановилась:

— Сродственницей тебе приходится?

— Да, — сказала я.

— Ты не сиди тут, это дело долгое. Часа через три позвони в справочную — сообщат, коли кто родится…

Я вышла на улицу, и в этот миг прорвалось сквозь тучи солнце, небо стало теплым, необычного зеленого цвета.

Я вглядывалась в лица идущих мимо людей и чувствовала себя почему-то счастливой. Бессмысленно улыбалась, ни о чем не заботилась, просто вспоминала:

…И пришел сквозь леса дремучие, безлюдные, полные зверей и опасностей, на берега полноводной реки шестой сын Иафета, и звали его Мосох, с женой своей верной по имени Ква, и здесь поставили они жилище свое. И нарекли они реку у порога своего по именам своим. И родились у них сын по имени Я и дочь по имени Вуза, и стали они звать самый большой приток реки, давшей им жизнь и пропитание, именами детей своих — Яуза. А от детей их повелось племя людей прекрасных, сильных и радостных…

Стас, дорогой, назови меня именем Ква…