Люди, дружившие со смертью (СИ)

— То есть, — сказал Кольдиган, — Вы верите в абстрактный разум, в человека?..

Кольдиган кивнул:

— Ну это гипотеза… Разумность-то… А как же быть с божественностью? С богом или богами? К слову, ваша религия монотеистическая или поли…

— Неа, я не поклоняюсь ничему. Не молюсь, не бью поклоны. Я признаю верховенство разума. Носитель его частицы — любое мыслящее существо. Все разумные вместе образуют всеобщий разум.

— Единство слагает множество, частица бога в каждом из нас. Ты есть бог, — заметил Ади. — Но здесь нет элемента сверхъестественного, нет потустороннего, нет идеи спасения. Народ за таким не пойдет…

Эршаль хохотнул:

— А мне и не надо, чтоб за мной ходили… У меня на это, знаете ли, аллергия. Это мое мнение, и я не намерен его никому навязывать.

— И что же ваш коллективный разум может делать?..

— Думаю, если он объединиться, перестанет воевать против себя же, то умножит свою силу. И разуму не будет пределов — взгляд проникнет к звездам, через толщу метала, на глубины морские. Машины, построенные им, будут летать по воздуху как птицы, плавать в море словно рыбы…

Тут Ади подавился мясом. Он закашлял, на глаза навернулись слезы. Кольдиган подал ему кружку с вином и стал хлопать его по спине:

— Да ваша вера еще безумней большинства существующих. Боги там ведут себя поскромней.

— Отчего же? — заметил я, — Ведь многие маги, как мы извещены, так или иначе умеют летать. Про плаванье я не слышал, конечно, но думаю оттого, что волшебникам лень задницу мочить…

— Так я не только про магов говорю. Я к тому, что простой человек, создаст машину, которая сможет переносить его через океаны.

В ответ Кольдиган рассмеялся

— Ну а что же после смерти? Что прикажете делать с душой? Что представляет умерший с точки зрения вашей веры, господин Эршаль?

— Вы видели хоть одного разумного покойника?

Пытаясь разрядить завязанный мною же спор, я пошутил:

— Я видел неразумных живых…

Но меня не слушали:

— Да что за дурацкий метод отвечать вопросом на вопрос? Говори прямо, что делать с загробным миром?

— А что с ним можно сделать, если его нет? Идея спасения порождена боязнью смерти. Чтоб успокоиться, придумали, ну, положим, что души умерших обращаются в звезды и смотрят на нас с высоты… Но вот, скажем, господин Дже видел столько покойников, что обратись они все в звезды, ночь была бы светлее дня.

Мне не хотелось это комментировать, но все замолчали, поэтому мне пришлось как-то ответить.

— Эршаль прав. Но, бывало, на привале, когда не мог заснуть, смотрел на звезды, вспоминал, а была ли эта звезда здесь вчера. В чистом поле, сами знаете, звезд видно предостаточно… И я постоянно находил звезды, которых не было в моей памяти. Я давал им имена, говорил с ними…

Но мои воспоминания мало кого волновали на самом деле.

— И в чем же преимущество твоей веры? — не успокаивался Кольдиган.

— В том, что она непротиворечива. Все религии… Или, вернее, все, что мне известны… Они называют себя единственно верными, а остальные в лучшем случае ересью, а обычно учением Зла. Для меня нет разницы, в каких богов верит существо. Главное не то, о чем оно думает, а думает ли вообще.

— Но ведь какая-то религия должна быть истинной? Отчего бы не моя? Это должно быть исключение, кое подтверждает правило. Исключение, на котором правило базируется…

— Хрена лысого! Если правило имеет исключение, значит дрянь то правило, а исключение есть частью другого, более сложного правила…

Он запнулся, будто пытаясь что-то вспомнить. Я думал, что спор продолжится, но тролль поднялся и побрел к кустам.

— Эй, подожди! — попытался остановить его Кольдиган, — А может, есть все же душа? Может это и есть твой разум?

Тролль на мгновение остановился и бросил через плечо:

— Знаете, многие спорят, где же она, душа расположена. Я так думаю, что где-то возле мочевого пузыря. Скорей всего или в нем, или под ним. Потому что как отольешь — так сразу на душе легче становится…

-

Затем была дорога. До Найвена и Лота было еще далече, но нам попадались деревеньки. Кольдиган не брезговал и ими — с телеги давались коротенькие спектакли, вернее, не сильно слаженно и не совсем в тему декламировали какие-то куски текста, пели куплеты. Затем племянник Кольдигана, парнишка лет десяти обходил зрителей с сумой. Туда сыпалась медная мелочь, именуемая в народе «блошками», пуговицы, если давали куриное яйцо брали и его. Если не давали вовсе ничего, просили хотя бы поаплодировать.

Было видно, что Ади спешит, но спешит ненавязчиво, стараясь не нервировать и не привлекать наше внимание. В каждой деревне он норовил купить лошадь, но ему либо не предлагали ничего, либо по диким ценам кляч, более подходящих для ножа мясника.

Вообще же в театре нам было уютно. Здесь так часто примеряли чужие маски, что, вероятно, забыли о своих настоящих лицах. Вероятно, шутка про воздушный цирк была воспринята всерьез и разнеслась по лагерю, потому что нас воспринимали как своих: не прекращали разговор, когда мы подходили, делились нехитрой едой. Наше оружие их вовсе не смущало — вероятно, они его считали реквизитом, необходимым для выступления.