Я никогда не подавал милостыню, ибо она унижала как дающего, так и принимающего, тем более что старушка в ней вряд ли нуждалась. Но совесть, несмотря на это, продолжала мучить.
Я показал на нее Хайдеру.
— Видел?
На мгновение он оторвался от трапезы посмотрел, куда я указывал и кивнул. Он не мог ее не видеть — порой он проходил мимо нее пару раз на день.
— Если бы на этой дороге можно было бы за кем-то шпионить, я бы подумал, что именно это она и делает.
Хайдер повернулся еще раз, поморщился и покачал головой:
— Не думаю… — и опять вернулся к еде.
— Ну почему же… Представь, ночью она возвращается в свой дом, зажигает лампу, сбрасывает эти тряпки и предстает прекрасной дамой, которая садится за шифры…
— Когда состаришься, будешь книги писать… Но сразу предупреждаю — такое я уже где-то читал… Просто старушка живет одна, ей скучно и она выбирается на людей поглазеть. А побирается, чтобы совместить приятное с полезным…
— Неприятное с бесполезным… — по привычке отозвался я.
Хайдер отложил ложку и потянулся к чашке…
— А ч-ч-ч-ерт, все холодное! Распустил ты их тут! Эй, слуга!
Я улыбнулся — Хайдер всегда пил только кипяток, но пока он ел, настой успевал остыть. Даже просто теплое питье его раздражало.
— Не кипятись… Придержи-ка чашку…
Я бросил заклинание — вода забурлила, на поверхности выступила пена.
Таден отхлебнул:
— Горячая, зараза…
— А ты думал… — улыбнулся я.
Он пил мелкими глотками, затягивая с жидкостью изрядно воздуха. Звук получался свистящий, многих он раздражал, но только не меня.
Для Хайдера это было вроде ритуала — даже вместо жестяной солдатской кружки он возил маленькую фарфоровую чашку. Таден берег ее, в дорогу оборачивая полотенцем.
Он пил, сжимая ее меж ладонями, грея руки и вдыхая аромат. Наверное, это было для него вроде домашнего уюта, вместо семьи и жены…
…Я все-таки нашел его — хотя мне это стоило изрядно времени, денег и нервов. Признаться, я думал, что его нет в списках живых — в мясорубке вроде моей среди нижних чинов отбор был пожестче.
Но он выжил. К нашей встрече Хайдер успел примерить мундир лейтенанта и поучаствовать в одном восстании да в двух кампаниях.
Не то чтобы мы знали друг друга давно, но при нашем стиле жизни друзья просто не успевали состариться. Мы познакомились в беде, а это сближает быстрей и прочней.
Если быть совершенно точным, то искал я многих — список был в пятнадцать человек. Искать оптом оказалось дешевле. Но нашелся только Хайдер — была, знаете ли, война…
На момент встречи он был без дела, если не считать делом выздоровление после очередного ранения. Поэтому на мое предложение о работе он согласился легко.
Обычным делом было, когда желающий выслужиться командир, брал наихудшую часть и выводил ее в лучшие. Я дал Тадену не самый плохой взвод — хотя плохих взводов у меня просто не было. Салаг в моем заведении не было изначально — я не хотел превращать войну в богадельню
Почти сразу же от него начали просить перевода, хотя никого из своих солдат я бы слабаками не назвал.
Таден был беспощаден — и в первую очередь к себе.
И действительно — со временем он превратил свой взвод в гвардию. Возможно, это было сепаратизмом, но я смотрел на подобное сквозь пальцы. Номинальным командиром все равно оставался я.
— Таден, — наконец сказал я. — Через пару дней я сдам тебе командование.
— Не понял?
— Мне надо кой-куда съездить…
— Куда? Меня ты не берешь? Может подобрать тебе охрану.
— Не надо. Я еду к смерти и поведет меня смерть…
— Реннер?..
Я кивнул.
Цирюльня
Не скажу, что день был заполнен событиями. Не имелось бы ни одного дела, которое бы нельзя было бы или отложить или перепоручить.
Вероятно, в иной бы день я так и сделал, но ввиду вчерашнего я пытался доказать себе и в первую очередь другим, что могу нормально работать.
Потом я все же нашел себе иное занятие — коль скоро мне предстояло пуститься в путь, я решил сменить обличье. Магия здесь была ни при чем — в обиходе у меня было два лица, и право-слово, я не знал какое из них истинное.
В тот момент я носил усы. Борода у меня росла клинышком, что меня расстраивало — она мне совершенно не шла. Но бриться было лень, и обычно я ходил с недельной щетиной. Прическа тоже была довольно запущенной. Несмотря на кочевой образ жизни, я часто мыл голову, поэтому мог позволить себе длинные волосы. Говорят, они мне шли, к тому же я привык к подобному. Вдобавок благодаря такой внешности, я казался немного старше своих лет. В интересах дела я скрывал свой истинный возраст. Увидев во главе стола переговоров не старика, ведущие переговоры чисто рефлекторно пытались меня надуть.
Однако в дороге мне больше подходило бы иное обличье. Сперва я спустился к владельцу постоялого двора и попросил его распорядиться нагреть воду, а потом пошел к цирюльнику.