Люди города Ура

Новое значение приобретают храмы. Дворцовые хозяйства могли быть разорены амореями, заменившими доход с них прямыми поборами с населения, но с храмами дело обстояло иначе. Во-первых, они в меньшей степени подвергались разгрому, так как амореи тоже почитали, или, как тогда говорили, «боялись» ( iplahu), шумеро-аккадских богов; во-вторых, хозяйства храмов восстанавливались быстрее потому, что благосклонность богов в любом случае должна была представляться важнейшим делом для всех — от земледельца до царя. Однако в организации храмов произошли большие перемены. Возможно, что храмовые хозяйства и продолжали официально считаться частью царского, но у царьков не было ни желания, ни возможности их контролировать, и у нас почти нет сколько-нибудь надежных свидетельств о таком контроле царей над экономикой храмов. Храмы в значительной степени вернули себе положение центров своих общин (жрецы занимают почетное место в ряду общинных старейшин, и еще Хаммурапи в своих законах возлагал на храмы чисто общинные обязанности). [22]Во всяком случае, храмы фактически опять стали гораздо самостоятельнее от царской власти, чем в эпоху ранних деспотий. Это видно прежде всего по замещению храмовых должностей. Обладатели их оказались в таком же положении, как и торговые агенты, начальники мастерских и т. д.: должности оказались в их неподотчетном владении, не отличавшемся от собственности. Поэтому некоторые, менее значительные из этих должностей немедленно стали предметом купли-продажи: продавалось, скажем, исполнение должности жреца gudu(g) ₄— или gud'a, аккадск. pasisu(m) — за месяц, за три дня в месяц, за один день, за полдня… В связи с раздачей храмовых должностей составлялись по дням специальные календари-расписания дежурств обладателей таких частичек этих должностей. В этом не было ничего противоречащего мировоззрению того времени: древний шумеро-аккадский жрец не был священником в средневековом понятии, т. е. лицом, отмеченным особой духовной благодатью; ни в шумерском, ни в аккадском языке вообще не было понятия священства или духовенства как чего-то отличного от людей светских. Очень трудно провести черту между жреческим и административным персоналом храма — хотя «администраторы» чаще получали вознаграждение не в серебре, а в виде земельного надела, но это отнюдь не было общим правилом. Кроме того, были лица, совершавшие по профессии сакральные действия, но не принадлежавшие к храмовому персоналу (гадатели, заклинатели, ремесленники, изготовлявшие и чинившие статуи и богослужебный инвентарь). Не было термина, который обнимал бы всех вообще людей, посвятивших себя обрядовым, богослужебным действиям; разве что применительно к данному конкретному храму его персонал назывался «людьми такого-то бога», но это понятие включало не только богослужебный, но также и административный и рабочий персонал. И это понятно: ведь целью любыхдействий, происходивших в храме, было прежде всего обслуживание божества (как во дворце — обслуживание царя), — конечно, такое обслуживание, которое могло бы снискать его милость, — но ведь и весьрод человеческий, по шумерскому учению, был создан только для обслуживания и кормления богов; [23]а раз так, то между главным жрецом — sanga, аккад. sang^u— и посыльным храма — r'a-gab, аккад. rakbu(m) — различие было только в ранге: оба служили на дом бога, и именно поэтому никого не занимало, будет ли лицо, купившее право на ¹/ ₃₆₀должности (и доходов) какого-либо служителя культа, носителем особой благодати. Ведь и каждый глава семьи был у себя дома жрецом и совершал сакральные действия. Но приступать к священнодействию служитель божества должен был в ритуально чистом состоянии — весь выбритый, умытый, умащенный, без телесных изъянов.

Итак, многие лица смогли нажиться в новой сложной и бедственной обстановке и могли теперь вести и даже всячески укреплять свое частное хозяйство (либо на «своей», т. е. общинной, либо на царской или храмовой земле), могли производить хлеб, финики, овощи и изделия ремесла как впрок, так и на продажу и таким образом создавать накопления. При расширении частного хозяйства необходимы были рабочие руки. В описанных условиях понятно, что в стране оказалось множество людей, готовых с голоду идти внаем или в долговую кабалу либо даже продать часть своего надела общинной земли, а то и весь надел, а некоторые и совсем уже были лишены всякого имущества. Между тем каждый военный набег (а военные набеги происходили каждое лето) и каждый военный переворот множил число людей, обращенных в нищету или рабство.