Люди, горы, небо

Витька кое–как сумел отбить заостренной галькой кусок тускло блеснувшей на изломе жилы.

Окрыленный находкой, он добрался в лагерь, едва ли не с разбегу преодолевая непропуски. Он чуть было шею не свернул себе, наступив вместо каменной приступки на чаячье гнездо. Хорошо, что, сорвавшись, он смог удержаться на руках и подтянуться до зазубрины в скале.

Юрий Викентьевич долго изучал сколок.

— Где вы обнаружили жилу?

— Там, далеко за шхуной.

— Угу. Мне знакомы те места. Но я не встречал… нет, я не встречал ничего подобного. Поди же ты… жила!

Подошел Станислав.

— Никак золото? — спросил он, не скрывая ехидства.

— Нет, не золото, — ответил шеф. — Золотом и не пахнет. Это кварцевая жила с включениями пирита. Лучше сказать, кварцево–пиритовая жила. Сам по себе пирит не представляет ценности, но в таких жилах может быть касситерит, то есть олово, его невооруженным глазом не различишь: нужно соответствующее увеличение.

«Все–таки может быть олово! — возликовал Витька. — Эти камни не совсем бесполезны: в них что–то таится!»

Он с удовлетворением проследил за тем, как Юрий Викентьевич прячет образец в кармашек рюкзака.

— Спасибо, Виктор. Мы это дело выясним в Петропавловске — насчет олова.

Но вечером Витьке захотелось еще раз взглянуть на сколок, он тайком, чтобы не заметил шеф, открыл кармашек рюкзака и… и увидел рядом со своей находкой точно такой же образец покрупнее, отбитый молотком более искусно: на нем белела этикетка с поисковыми данными.

У Витьки опустились руки: Юрий Викентьевич не захотел его огорчать, а у него уже давно был образец той жилы. Наверное, она ничем не примечательна, иначе Юрий Викентьевич сам заговорил бы о ней.

Первым побуждением Витьки было выбросить свой сколок, швырнуть его куда подальше — в море, чтобы и следов не найти. Но, уже подняв было руку, он медленно опустил ее. Не стоило выбрасывать сколок. Пусть шеф не догадывается. Пусть он думает, что у Витьки прекрасное настроение, что он прямо «цветет и пахнет» и мечтает о разработках, которые здесь вскоре начнутся, о поселке, который назовут его, Витьки, именем. Пусть Юрий Викентьевич потешится и посмеется над его неопытностью и наивностью.

Хотя Юрий Викентьевич мог бы ему и прямо сказать — пусть не золото, пусть не олово. Витька и не такое перенес бы. За кого в конечном счете они все его здесь принимают?

Однако неудача его не обескуражила. Уже на следующее утро он опять пошел бродить по берегу: если и не олово, то что–то всегда можно найти. Какие–то обломки. Даже вот шхуну с пробитым корпусом. Или плот: шесть бочек из–под горючего, скрепленных бревнами, — неужели кто–то на таком неуютном сооружении спасался в беду?..

Витька долго рассматривал вросшие в берег, засосанные мелкой галькой бочки. Давно прибило сюда этот плот.

Витька не терял еще надежды обнаружить на острове хоть какой–нибудь ягодник. Он стал подниматься в гору, к горловине кратера, укутанного низкой облачностью. В тундре в зачаточном состоянии выпрастывались из–под земли лопушистые листья шеломайника, росла высокая трава с осыпающимися метелками, прогибались под ногами влажные мшисто–лишайниковые пласты, похожие на войлок.

Идиотским криком дурила над Витькой чайка, не отставая и не уставая вопить, едва не касаясь его крыльями.

Пух и перья летали над здешней микротундрой. Яичная скорлупа устилала щебнистые обрывы. Пищали в расселинах птенцы. Все живое жило и славило жизнь неумолчно.

Витька шел в гору, ступая по выемкам, образованным птичьими гнездами, как по лестничному маршу, и бывало, что очередное гнездо оказывалось на уровне его лица. Чайки остро за ним следили, прикидывая на глаз расстояние, после которого наглого пришельца необходимо остановить. Глупыши, стоило только невзначай к ним приблизиться, с клекотом выбрасывали нутряную кровавую жидкость. Она пахла дурно и предназначалась для устрашения противника. Боялись ее хищники или нет, трудно сказать, но Витька панически боялся: к таким гнездам он вплотную не подходил.

Ему нравились гнезда топорков, напоминающие пещерки, выдолбленные в скальном грунте. Иногда они были настолько рассчитанно строги — почти в стиле ампир — и уютны, что лично Витька не отказался бы на острове от такого тепло выстланного травой и пухом жилища.

Он обернулся, посмотрел на море. За непропуском, в береговом затишке, вода лежала тихо и смирно, даже не морщинилась на ней волна. Казалось, что она идеально выглажена и как бы даже слегка хрустит от свежести и крахмала.

Спокойствие моря Витьку ничуть не обманывало: стоило повернуть голову, перевести взгляд на непропуск — и сразу же глаза начинало резать, будто от ветра внутрь заворачивало ресницы. Когда–то он так и думал, а сейчас уже знал, что с берега несет пемзовую пыль, она–то и вызывает резь в глазах. В той стороне волны белели барашками.