Люди государевы

Вот и сегодня у Григория гостей полон дом. Едва солнце на закат тронулось, пришли два остяцких князца — Тондурка Енгулин да Кутуганка Кученеев: «Гришка, дай калмыцкой шар курить!» Курите — по соболю с рыла за трубку!

Тондурка накурился-надурился на три соболя, в углу на лавке сидит, блаженно улыбается, душа высоко с духами разговаривает, те все вдруг добрыми стали, любое желание обещают исполнить… Хорошо!..

Кутуганка сладкий дым через воду в стеклянном шаре тянет, на щеках глубокие ямки от усердия. Вода в шаре играет, пузырится, Гришка для Кутуганки дух добрый. Кажется князцу, что оторвется от пола — такая в теле легкость….

А за столом Григорий с тезкой своим, с казаком Гришкой Жданиным, в карты режутся, потягивая из трубок табун-траву. Жданину Танька приглянулась, хотел выиграть да бесплатно попользовать, ан нет — не идет карта, хоть плачь! Заместо бесплатного вдрызг проигрался. Хлопнул с досадой веером карт по столу:

— Не прет! Три рубля продул уже, почитай, шесть соболей! Давай, можа, в кости повезет, отыграюсь!

— Кидай! — подал ему Григорий оловянный стакан с двумя кубиками.

Жданин долго тряс стакан, то и дело поднося его к уху. Наконец кинул. Выпало две пятерки. Жданин весело потер руки. Григорий ухмыльнулся, накрыл стакан сверху ладонью, обхватил пальцами, потряс небрежно, будто колокольцем, и поставил вверх донцем на стол. Хитро глянул на Жданина. Тот в нетерпении выдохнул:

— Открывай!

Григорий поднял стакан. Кубики лежали шестью белыми точками вверх.

— Ну, тезка, ты бес! Налей с горя!

— Налью, токмо поначалу сделай долговую запись на четыре рубля!

— Пошто на четыре-то?

— Три в карты, полтину в зернь, полтину за Таньку… Пойдешь ведь?

— А черт с тобой! Пиши! Руку приложу…

— Час те на бл…дку! После кататься по городу поедем верхом!.. В одном деле пособишь мне!

Сумерки надвинулись, от подножия Воскресенской горы до Ушайки тонким слоем протянулся прозрачный туман — коням по колено. Пятеро всадников под тявканье собак проскакали по посадской улице, миновали кабак, свернули на улицу, ведущую к тюрьме, и понеслись во весь опор, распугивая из придорожной канавы купавшихся в пыли кур. Это с Григорием скакали Жданин, Тынба и два обкурившихся князца.

Конный казак Васька Водопьян переходил улицу от соседа напротив, Якова Кускова, когда из-за поворота выскочила пятерка всадников, развернувшихся цепью. Васька отпрыгнул от коня Подреза, но тут же был сбит конем Тынбы и покатился по земле. Всадники даже не приостановились. Васька, прихрамывая и держась за плечо, вошел во двор. Его отец Иван встревожился:

— Че стряслось?

— Гришка Подрез лошадью затоптал, руку покалечил….

— От сволочь! Где он?

— К тюрьме поскакал….

— Ну я ему покажу, как людей топтать!

Он сбегал в избу за пищалью, вскочил на неоседланного коня и ринулся к тюрьме.

Но от увиденного у тюремного двора пыл его угас. Подрез рубил саблей столб ворот и орал:

— Отворяй, Тришка! Выпускай Устинью!..

Жданин бился в ворота плечом, а Кутуганка встал на лошадь, чтоб с нее перелезть через острог, но свалился на землю, вскочил, ощерился злобно и закричал:

— Огонь надо!.. Жечь надо!..

Водопьян развернул коня и поскакал к воеводским хоромам.

— Гришка Подрез на тюремный двор напал с ярыжками! — крикнул он вышедшему на его зов Щербатому. — Сжечь хотят!..

— Кличь от ворот всех караульных, мы щас будем!

Когда воевода, вооруженный саблей и пистолем, со своими холопами Вторушкой Савельевым, Аниской Григорьевым и Федькой Ворониным прибежали к тюремному двору, там уже стояли с пищалями наизготовку караульные казаки во главе с десятником Постником Москвитиным. Тот уговаривал Подреза:

— Гришка, не твори дурна, бросай саблю, Христом богом прошу!..

— Что его просить, вяжите его! — приказал запыхавшийся Щербатый.

— Это что за чертушко притопал?.. Воеводишко драный, клал я на тебя!..

— А вот этого не хошь! — Щербатый выстрелил из пистоля. Пуля ударила в столб над головой Григория. Он слегка присел и закрутил перед собой саблей.

— Брось саблю, ино велю из пищалей палить! Ну!

Затравленным волком Григорий завертел головой и в сердцах кинул саблю на землю:

— Твоя взяла, выбл…док! Все одно я с тобой поквитаюсь, пожалеешь!..

Казаки скрутили Григорию руки за спиной. Остяки, видя такое, потихоньку пошли в сторону, уводя коней под уздцы. Их никто не держал.

Щербатый подошел к протрезвевшему вмиг Жданину и встряхнул его за ворот кафтана:

— А ты какого с ним стакался!

— Прости, Осип Иваныч, пьяным обычаем!.. Проигрался бесу!

— Не заигрывайся!

Щербатый ударил Жданина кулаком по бороде, и тот кубарем покатился по земле.

Григория же заковали в железа и кинули в темницу.

Глава 10

На Семён-день небо дышало солнечной благодатью, погружая город в тепло и приятную сухость — начиналось бабье лето. Начиналось хорошо, обещая теплую осень и незлую зиму. По воздуху плавали золотистые паутинки, улетали за Тоянов зимний городок, за Томь-реку, где в прибрежном урмане в яркой зелени елей и сосен радовали глаз охряные облачки берёз и рдяный багрец осин.