Люди государевы

Старик замолчал. Смел скрюченной ладонью крошки хлеба со стола в ладонь и взял их губами. — А комендант куды делся, не ведаешь?

— Остался в тюрьме в Тобольске. С нами его не было… Подьячий же, что копию писал тогда, Колпин, при мне кончился в Рогервике, утонул. Упал в воду, и конец, известно — кандалы.

— К нам зачем пришел? — спросил Федор Немчинов. — Знать, по судьбе нашей бороной прошли, — задумчиво сказал Терехов, — гореть с вами хочу. С отцом твоим не хотел. Молод был… А ныне вижу, зря: только страдания свои задлил… Нет жизни простому человеку в сем мире, нету! От бога и от того отлучают, не церкви, а блядни ныне! Пред богом хочу, чрез огонь пройдя, безгрешным предстати… Но за страдания люда простого умоется ишо Русь-матушка кровью! Недолго ждать осталось, недолго.

Солдаты пришли в полдень следующего дня. Федор Немчинов исповедывал пустынников, когда Иван Носков принес о том известие.

— Сам управитель Чаусского острога Копьев во главе уговаривает караульных… Кабы не смутил слабых духом…

Федор пришел к избе у входных ворот. На крыше избы стояли с ружьями пустынники, десятка два.

Снизу доносился громкий голос управителя:

— Расходитесь по домам, ребята… Огороды засевать пора… Никто вас притеснять не станет, ни чиновники, ни священники. Все, кто вам раньше тесноту чинил, будут уволены от службы и преданы суду. Губернская канцелярия повелела провести об этом следствие…

Федор Немчинов, поднявшись на крышу, вышел вперед.

— Напрасно ты, господин управитель, говоришь так! Мягко стелешь, да жестко спать… Лизка-императрица суть плод антихристов есть. Мы не верим, чтоб слуги антихристовы выполнять ее повеления перестали, выведите прежде из церкви ереси…

Стоявший рядом Семен Шадрин закричал:

— Воистину так! В церкви ересь: служат на пяти просфорах, просфоры печатают крыжем, бороды бреют, курят табак, а священники того в грех не ставят… Что вы стоите и слушаете слуг антихристовых, — обратился он к казакам и солдатам, стоявшим рядом с Копьевым, — не слушайте, не верьте им! Всех благочестивых предадут казни, посадят на колья! Идите к нам!

— Не слушайте сих наставников, они не наших мест, им все одно, кого жизни лишать, расходитесь! — крикнул старик Кубышев.

— Мы, крестьяне и разночинцы, собрались здесь, в пустыне, все во имя Исуса! — закричал Степан Мальцев. — Жен и детей своих здесь упокоим! Живыми не сдадимся! Жить в деревнях своих нам боязно, ибо как станем мы расходиться по домам своим, то станут ловить нас и забирать в остроги!

— Да, да! Верно, верно! — закричали столпившиеся пустынники. — Опять наедет Карташев, станет нас бить, в церкви гнать! Деньги и лисицы брать! Ежели выйти, подати платить будет нечем!.. Разорили поборами и казенными работами!.. Лучше умереть — не мешайте нам!

— Напрасно, ребята! Коли мне не верите, то вам воевода Бушнев сам скажет, что никто притеснять вас больше не станет!

— Зря ты, господин управитель, стараешься, слышь, че те народ говорит? Ежели б перестали вы нас гнать, то разошлись все по домам своим, и стали бы мы жить, пока бог не послал нам смерть. Но этого нельзя ожидать! И мы умрем! Солому и смолье запалим, как скоро кто-либо из вас, хотя бы три человека, станут нападать на нас! Отойдите прочь, или стрелять будем! — вскинул ружье Степан Мальцев.

Копьев отвел бывших с ним казаков и солдат от ворот и велел окружить обитель. Оставив караульных, Немчинов с братьями Мальцевыми и Носковым собрались в избе Мальцева.

— Что ж, Федор Иваныч, созывать народ в моленную, дабы гореть?..

— Надо всех исповедать и приобщить святых тайн… Внезапно они нас не возьмут… Письменное известие надобно написать, как отец Сергий с батюшкой моим делали, дабы все знали, отчего горим и словом добрым нас поминали бы…

— Верно, — сказал Семен Шадрин, — во главу сказать, что православная церковь ныне превратилась в вертеп разбойников, как говорил некогда Спасители о храме Иерусалимском…

Степан Мальцев принес бумагу и сажевых чернил. Немчинов сел за стол.

— Напиши допрежь всего, Федор Иваныч, что от нынешних духовных чинов никакого спасения быть не может, разве токмо погибель! И злато, и коней, и шерсть и куделю берут и расхищают, а о ином и не радеют, — вставил Носков.

Федор писал: «У вас поставляются епископы и священники и прочие духовные чины злата ради, а не по избранию Святого Духа и за то по Евангельскому гласу прокляты, а от проклятых когда бывает благословение и от диавола спасение? И от крещения и от исповеди дары принимают и таким образом чистоту продают диаволу… За все у них пиры и трапезы обильные и вина благовонные, и рыбы красные, паству же свою нерадиво зрят, и о теле своем прилежат, а о душе не радят. Воистину пастыри ваши волцы быша; бывает ли от волка благословение и святыня, и како можно овцам от волка сохранным быти без пакости, так и от ваших пастырей без повреждений!…»