Люди государевы

Щербатый сошел с крыльца и торопливо зашагал к своему двору.

— Сам изменник!.. Штаны не потеряй!.. — заулюлюкали ему вслед.

— Григорий, на одного ли воеводу царственное дело явил али еще на кого? — спросил Семка Паламошный Подреза.

— Являю слово и дело на заединщиков и советников воеводы Петьку Сабанского, Ваську Старкова, Ваньку Широкого, Ваську Былина, Гришку Копылова, атаманишка Москвитина, Митьку Белкина…

Тут Подрез сделал паузу, думая, кого бы еще назвать, но тишину прорезал крик Васьки Мухосрана:

— Бей изменников, кои крестное целование забыли!

Васька устремился на крыльцо, за ним братья Кузьма и Данила.

Петр Сабанский, выставив перед собой руки, возопил:

— Вы ж поклялись, что крови не будет!

— Мы вас и без крови отделаем! — весело крикнул Васька Мухосран.

Как ни сопротивлялся Сабанский, братья стащили его с крыльца, повалили на землю и стали остервенело пинать воеводского советника ногами. К ним присоединился Федор Пущин. Подьячий Василий Чебучаков, не дожидаясь, когда его схватят, неожиданно ловко скакнул с крыльца и побежал под гору к недостроенным новым воротам. Его примеру хотели последовать и другие, но не успели. Семка Паламошный догнал Василия Старкова и подножкой сбил на землю. Вдвоем с братом Богданом они поволокли Старкова к луже и стали таскать его по грязи. К ним подбежал крестьянин Фома Леонтьев и перетянул ненавистного приказчика ослопом по хребтине. Старков взвизгнул, Леонтьев схватил его за волосы и ткнул несколько раз лицом в грязь, приговаривая: «Попробуй, попробуй нашей землицы!»

По соседству с ними таскали за бороду и били под ребра Ивана Широкого Степка Володимирец да Федька Батранин. Пронька Аргунов да Мишка Куркин с помощью трех казаков молотили вовсю Ваську Былина… С крыльца Бунакову было видно, как вокруг советников Щербатого, коих назвал Подрез, грудились, будто мухи вокруг паутов, казаки и избивали воеводских заединщиков. К стене съезжей прижался бледный Петр Терентьев и молил Бога, чтоб кто-нибудь не вспомнил о нем, из тех, кого он не записал в плотничью артель.

В разгар избиения раздался крик Васьки Мухосрана:

— В Ушайку пометать бл…диных детей!

Услышав это, Бунаков во всю мочь закричал:

— Казаки, без указу государя накличем на себя опалу! В тюрьму их!

Разгоряченные казаки нехотя оставляли свои жертвы. Избитых, грязных, с разбитыми носами и губами воеводских советников свели воедино и окружили плотным кольцом.

— Явку Подрезову записать надо, Илья Микитич! — подбежал возбужденный Васька Мухосран. — Пред всем войском записать!.. Бунаков кивнул в знак согласия и приказал своим денщикам Мешкову и Тарскому вынести из избы стол. Денщики поставили стол у крыльца. Сенька Паламошный и Федька Батранин следом принесли стул, чернильницу, бумагу и деревянный стакан с гусиными перьями.

— Где подьячие? Кто писать будет? — спросил Федор Пущин.

— Да пусть вот Ортюшка пишет, — сказал Васька Мухосран. — Почерк у него добрый и грамотный!

Пеший казак Артем Чечуев с довольным видом сел за стол, вывел четким почерком на листе: «Список с допросных речей слово в слово» и спросил:

— Далее че писать?

— Надобно государю писать о воровской челобитной на Подреза и что слово и дело объявил он пред всем городом… — сказал Федор Пущин.

— Сие верно! — согласился дьяк Патрикеев. И в задумчивости поглаживая бороду, велел Чечуеву:

— Пиши! «Лета 7156-го году апреля в 12 день били челом государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии Томсково города служилые люди дети боярские Федка Пущин, Мишка Еротцкой да конные и пешие казаки пятидесятник Ивашко Володимирец и рядовые служилые люди Сенькака Паламошный, Федька Батранин, Мишка Куркин, Васька Сапожник, Стенька Володимирцов, Пронька Аргунов и всяких чинов люди в съезжей избе воеводам князю Осипу Ивановичю Щербатому да Илье Микитичю Бунакову да диаку Борису Патрекееву. Посажен в тюрьму Григорий Плещеев по воровской заводной челобитной, какову подали челобитную в съезжей избе Васка Былин да Митька Белкин воеводе князь Осипу Ивановичю Щербатому с товарыщи и по той челобитной он, Григорей, сидит в тюрьме, а сказывает за собою государево великое царьственное дело…»

— Как же сидит в тюрьме, коли он здесь в допросе? — в недоумении поднял глаза на дьяка Чечуев.

— Не умничай! — оборвал его Патрикеев. — Все с воли государевой должно быть! Посему далее так пиши: «И воеводы князь Осип Иванович Щербатый с товарыщи послали по нево, Григорья, томских, и красноярских, и енисейских, и нарымских, и сургуцких, и кузнецких служилых людей, и велели бы ево взять ис тюрьмы перед съезжую избу к допросу царьственного великаго дела.

И перед съезжею избою он, Григорей Плещеев, сказал за собою государево великое царьственное дело воеводе Илье Микитичю Бунакову да диаку Борису Патрекееву и всему томскому воинскому и всех чинов людем и иногородним служилым людем на воеводу на князя Осипа Ивановича Щербатого да на советников ево…»