Люди греха и удерживающие

В диссидентских компаниях, которые я посещал в Москве, обычно пили недорогое сухое вино и пели под гитару песни В. Высоцкого, А. Галича, Б. Окуджавы. В этих песнях слышалось недовольство интеллигенции своим положением и преклонение перед Западом, где все хорошо. У Александра Галича была, например, такая ядовитая антисоветская песня про разговор с западными туристами:

…А уж пыль-то вы пускать мастера!
Мастера вы!
Да не те времена!
Мы на проценты сравним, мистера,
Так и нет у вас, пардон, ни хрена!..
Потому что все у вас -
На показ.
А народ для вас – ничто и никто.
А у нас – природный газ,
Это раз.
И еще – природный газ…
И опять – природный газ…
И по процентам, как раз,
Отстаете вы от нас
Лет на сто!

Про Запад я тогда сам составить суждение не мог, поскольку был невыездной. Но то, что в песне А. Галича присутствовало низкопоклонничество перед Западом легко сообразил.

Оппозиционно настроенные к коммунистическим властям художники без разрешения устроили тогда в Москве на пустыре выставку своих картин. Милиция ее разорила. Выставка получила название «бульдозерной», поскольку там какие-то картины закатали в грязь этими строительными машинами. На самой выставке я не был, но кое-какие картины потом посмотрел в мастерской Оскара Рабина. Честно скажу, оценить сразу эти картины не смог. Мне тогда нравились старые голландские и итальянские мастера, писавшие с величайшей тщательностью и любовью к изображаемому человеку или предмету. А тут были картины, на которых небрежно изображались бутылки, стаканы, окурки папирос, вобла, старые газеты. Люди были на картинах художников-диссидентов с корявыми телами и уродливыми лицами. Авторы этих людей и эти предметы явно не любили. Но нарисовано все было талантливо, а главное – правдиво.

Повзрослев, я понял, что, помимо прекрасного, в жизни присутствует безобразное, и его тоже можно изображать. Запрещать изображать и демонстрировать свои произведения художникам нельзя. Не нравиться – не смотри.

Аналогичное недоумение у меня вызвало тогда же творчество Шарля Бодлера. Мне дали почитать книжечку его стихов «Цветы зла». Смерть, тлен, болезнь, уродство. Но описано все очень талантливо, можно сказать, чертовски талантливо. Автор вводил в великий соблазн словесным изображением безобразного. Человек с неустойчивой психикой мог от таких стихов и с ума сойти. Тут тоже запрещать вроде бы и нельзя, но и от подростков такие стихи лучше спрятать подальше в книжный шкаф.

Про работы философа Фридриха Ницше и говорить нечего. Один мой знакомый москвич прочитал его произведение «Так говорил Заратустра» и реально сдвинулся умом. Из любопытства я это произведение тоже прочитал. Бог миловал – остался в здравом уме.

Интересно, что диссиденты тогда не могли устроиться на работу по специальности из-за преследований спецслужб и подрабатывали обычно истопниками или дворниками. Должность истопника в силу возможности читать на работе в свободное время книги и что-то писать ценилась в среде диссидентов выше, чем должность дворника, проводящего большую часть времени на улице, сгребая опавшие листья или убирая снег.

В наше время эта традиция расправ с инакомысящими в Прибалтике сохранилась. Мой друг, правозащитник Сергей Середенко, который длительное время выполнял функции русского омбудсмена Эстонии и удерживал вокруг себя тамошнюю русскую общину, имея три высших образования, вынужден был устроиться работать дворником. Он жаловался мне, что под воздействием технического прогресса более престижные места истопников в Таллине просто исчезли.

В республиканской библиотеке, где я обычно проводил свободное время, познакомился с рижским диссидентом Леней Рудиным – высоким несуразным евреем в очках с очень толстыми линзами. Он читал мне в курилке на втором этаже свои стихи и жаловался, что за ним следят люди «из органов». Его стихи мне понравились. За что его преследуют «органы», Леня внятно объяснить не мог. Однажды он сказал, что вынужден ради сохранения своей свободы уехать в Израиль. Я пожелал ему доброго пути. После этого Леня навсегда исчез из моей жизни.

В целом либеральные диссидентские идеи общественного переустройства меня не увлекли. В своей критике общественных порядков диссиденты не искали выхода из сложившейся в стране ситуации, а хотели разрушить все в социалистическом обществе до основания. Мне не казалось, что это правильный выбор, и я перестал посещать их посиделки.