Люди и боги

— Прочла в копии дела. В той самой, которую брал Нави три дня назад.

Дороти закрыла дверь и обернулась к соседке, едва дыша от бури чувств.

— Хотите, чтобы я поверила?

— Я никогда вам не лгала. Кроме того, я — переписчица книг.

Карен бросила на стол страницу, скопированную из архивной записи.

Четырнадцатого октября графиню Нортвуд и ее дочь арестовали прямо в императорском дворце. Графине предъявили обвинение в убийстве пяти человек: сира Клайва Стагфорта и четверых его слуг. Кроме того, и мать, и дочь были виновны в обмане императора: Глория выдала себя за Минерву Стагфорт и таким образом стала невестой владыки. Следствие заняло всего две недели, и второго ноября состоялся суд. Убийства доказать не смогли, однако мошенничество было налицо. Обман императора — преступление более тяжкое, чем убийство. Их приговорили не к смерти, а к ссылке по единственной, видимо, причине: графиня считалась союзницей герцога Ориджина, который как раз поднял мятеж. Император желал выведать все, что Сибил знала о планах герцога, потому она была нужна живой.

В начале ноября Нортвуд поддержал мятеж Ориджина. Медвежьи войска высадились в Южном Пути. Адриан кипел от ярости. Кричал: ненавижу предателей и подлецов! Шипел: гнусные шакалы, а не медведи. Конечно, этого не было в скупой выписке из дела. Дороти просто вспомнила. Она вспомнила все. Как Адриан бросил ей в лицо: «Вы никогда не увидите дочь. Вы не увидите даже солнца!» Как ее пытали. Очень умело, почти не повреждая кожу, но идовски больно. Целыми днями — беспросветная боль, куда там процедурам!.. Как выложила все о планах Ориджина — да только она о них ничего не знала. Герцог хотел лишь занять порт Уиндли и отдать ей, графине, одну из гаваней в обмен на военную помощь. Его поход на императора стал для графини громом средь ясного дня. И, конечно, палачи не верили ее незнанию и мучили все страшнее. А она до последнего берегла одну крохотную тайну: Глория — дочь приарха Альмера, а не графа Нортвуда. Думала: к бастарду владыка отнесется, как к грязи; пока Глория считается законнорожденной, есть шанс на милосердие. Но в конце ноября силы оставили ее, графиня сдалась и выплюнула тайну. Вряд ли это что-то поменяло. Вряд ли Адриан даже узнал ее секрет: в тот день он уже был в походе, из которого не вернулся живым. Однако пытки прекратились, и неделю она только лежала, не в силах подняться от боли. Тюремщик по имени Клод швырял ей сухари и рассказывал про всякие виды казни. Он лгал, будто суд еще не вынес приговора, и графиню непременно казнят, едва только придумают, как сделать это больнее. Ей было плевать. Ничто не могло быть хуже пережитых пыток — и разлуки с дочерью.

Удивительно, как быстро ожила память: вспыхнула от одной искры и разгорелась лесным пожаром. Теперь Дороти помнила все до мелочей. Например, какое лицо было у Клода в тот день, когда герцог Ориджин взял императорский дворец. В столице почти не было войск Короны, майор Бэкфилд мобилизовал всех подряд, включая констеблей, бандитов и тюремщиков. Клод идовски боялся, что его загребут в армию. Графиня смеялась над ним, а он потел от страха. Потом исчез и больше не вернулся, и ее перестали кормить, и голод проснулся вместе с радостью: дела у Династии совсем скверно! Похоже, столица едва держится. Вот-вот — и Адриану конец!

Однажды ночью майор Бэкфилд вывел ее из каземата и куда-то повез в закрытом экипаже. Графиня решила, что едет на виселицу, и ощутила радость. Если казнят так поспешно — без приговора, без публики — значит, столица падет со дня на день. Северяне торжествуют, графиня отомщена! Но затем пришел испуг: а Глория?! Неужели и ее убьют?! Дрожа от страха, она молила Бэкфилда об ответе, а он посмеялся над нею и сказал: «Милейшая, о Глории я не знаю ничего, а о вас — только одно: вас зовут Дороти Слай, вы моя кузина». Четырьмя днями позже она очутилась в клинике Фарадея-Райли.

Ее «лечили» сильнейшими процедурами — ударами по хвори, искрой, дарквотерскими зельями. Поили снадобьями, от которых ночной кошмар и явь менялись местами. Отупляли успокоительными средствами всякий раз, как замечали в ней готовность бороться. Лекари проявили устрашающее мастерство, однако они не смогли бы так быстро лишить ее памяти, если б не одно: графиня сама хотела все забыть. Ее душа уже не выдерживала страданий, волнения о дочери, ужаса падения с вершин в зловонную яму.

Беспамятство стало для нее единственным выходом из тьмы на свет.

Кто мог подумать: «терапия» действительно спасла ее от безумия.

* * *

Не имелось никаких сомнений в том, что Нави обманул подругу. Карен нашла в архиве нужное дело за один час. Один-единственный час! А Нави пропадает уже несколько дней.

Дороти боялась того, что сделает, когда он вернется. Она чертовски многим обязана ему, но как простить такой обман?! Знал ее подлинное имя, ее судьбу, приговор — и не сказал! Встреть она его сейчас, могла сделать сгоряча что-нибудь очень плохое… Но к счастью, прежде Нави явился другой человек.