Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам

— Всё не так. Да, Иви создавала себе идеальный мир на крови, но я ХОТЕЛ быть его частью. Я боготворил Ифигению! Пытался стать тем, кого она желала видеть возле себя, но… просто не мог. Она вытачивала из меня эдакого идеального мужа-вампира, а там точить-то нечего было — одни нервы остались. И я уже ненавидел то, что она сотворяла из меня. — Он перевел дыхание. — Вообще, где бы я ни оказывался, везде мне пытались навязать свои нормы и идеалы. В Академии это дошло до абсурда, когда ребят воспринимали как бездушное оружие, словно я хороший клинок. Почему, думаете, я дружил с Вельзи? Мы оба боролись за свою независимость. А потом я встретил Ифигению. — Хаокин неловко пожал плечами. — И ее марионеткой я желал быть всей душой. Но чем больше я старался стать идеальным для нее, тем меньше походил на ее идеал и тем больше разрушался, — проговорил он медленно. — Думаете, я ее убил? Как утопающий тянет за собой другого на дно? Но это произошло случайно… И я не хотел ее смерти. Я себя хотел убить, пытался повеситься на той люстре! — вскрикнул он. — А затем она, взъяренная, вошла и меня… — он внезапно закрыл рот рукой и прикусил ее, чтобы не проговориться, мучаясь от стыда. Его трясло, и сердце бешено колотилось. Вдох, выдох, вдох… Хаокин несколько успокоился и убрал руку от губ. — Не я убил ее. Та люстра упала на нас. И это я в тот день чуть не умер. Просто мне повезло.

Мэри глядела на него во все глаза.

— Странное это место, да? — резко произнес парень, оглядываясь.

— Что? Почему? — спросила графиня, сбитая с толку.

— Потому что я говорю то, что хочу, а не то, что надо. Здесь что-то есть, да?

— О чем вы?

Хаокин начал изучать комнату. Шкаф со стульями, старый диван, зеркало у стены, разное барахло в больших мешках, огромный сундук…

— Что это за комната? — спросил парень.

— Здесь хранятся старые вещи. Не думаю, что здесь есть что-то, хотя… — Мэри подошла к большому деревянному сундуку, присела на колени и открыла крышку, достала из него коробку. — Это чайный сервиз, который подарил мне отец на свадьбу, — сказала она. — Наверное, вы правы. Он магический. Помогает выговориться.

— Серьезно? — удивился Хаокин и присел рядом.

— Да. Бесполезный хлам! — Мэри убрала коробку обратно и начала доставать другие вещи. — А это мои детские игрушки. Это Пепа. И да, я поиздевалась над ее прической. В пять лет мне казалось, что я хороший парикмахер… А это — любимая книга близнецов. Про кораблики. В детстве Николас всё читал им о дальних странах и морях. Это были невыносимые дети, они крушили всё, называли себя пиратами, воровали мои украшения — пиратский клад. Они однажды зарыли его где-то в саду. До сих пор не нашла! Боже, как же этого мне теперь не хватает. — Мэри вздохнула и опустила голову. Слеза упала на ее запястье. — А это флаг, близняшки сами его делали. Была и лодка, но она сгнила. Только флаг остался… А вот мое ожерелье. Да, сейчас оно не очень. Его проглотила Элеонора. Я так за нее испугалась тогда, думала, что она задохнется. Но ее спасли, чтобы потом… — Голос Мэри дрожал, а в горле стоял ком слез, ее всю передергивало.

Хаокину было страшно глядеть на графиню. Она сейчас не выдержит, и ему придется ее выслушать. Он хотел провалиться сквозь землю, убежать, лишь бы не видеть ее такой. Но он не мог этого сделать. Просто не мог…