Внутри замок, как и снаружи, полностью совпадал с замком реальным. Арон остановился посредине центрального зала, прислушиваясь к голосам памяти и одновременно пытаясь подтолкнуть чутье, направить его в нужном направлении.
Чутье упрямо молчало.
Что ж, тогда оставалось просто искать.
Вот первый этаж, и коридоры, и множество дверей. Одинаковых. Арон пожал плечами и толкнул ту, которая оказалась ближе всего.
Мир сдвинулся, изменился, вырос в несколько раз. Стал прекрасным, волшебным, неизведанным местом. Все вокруг вызывало жгучий интерес, все чувства обрели позабытую яркость, события, даже самые мелкие, — почти гротескный масштаб.
Все стало таким, каким было в далеком детстве, когда ему только что исполнилось пять лет…
…небо было белым, и замерзший океан тоже был белым. И его глаза никак не могли различить то место, где они сливались.
— Уже скоро, — ладонь отца лежала на его плече, заставляя стоять ровно, а не приплясывать от нетерпения.
Сегодня был важный день. Арон не знал, в чем именно заключалась эта важность, но отец с матерью были непривычно серьезны с самого утра. Торжественно серьезны.
И вот сейчас они все вместе стояли на вершине утеса, выдающегося далеко над поверхностью ледяного моря, и порывы ветра били то в спину, то в грудь. А потом вдали, именно там, где небо и вода соединялись, блеснуло что-то яркое. Оно двигалось к ним и росло.
— Что это? — спросил Арон.
— Кортеж нашей Праматери, — ответила мать.
Праматери? Арон уставился на яркое пятно во все глаза. Он еще никогда не встречал Праматерь. Наверное, она красивая. И сильная. И…
Теперь он уже различал огромные серебряные сани, летящие по воздуху. Видел запряженных в них белых волков — в несколько раз крупнее обычных. И таких же волков — несколько десятков — бегущих следом. Видел теперь и саму Праматерь — величественную женскую фигуру в ледяной короне, в серебристых струящихся одеждах. Санями она правила сама.
Сани неслись так быстро, что Арону показалось — сейчас они просто промчатся мимо. Но это же будет неправильно — ведь они столько времени ждали Праматерь здесь! И тогда он подпрыгнул и замахал руками в воздухе — чтобы Праматерь точно увидела и остановилась.
И она увидела. И остановилась.
Сани нависли над краем утеса, совсем близко. В воздухе над пропастью соткались ледяные ступени. Полупрозрачная рука поманила его.
Он взбежал вверх, к Праматери, и остановился, глядя на нее с восторгом. Никогда ни у кого Арон не видел настолько белой кожи — белее самого белого снега. Не видел таких синих глаз.
Рука Праматери коснулась его щеки — рука холодная, как зимнее море подо льдом.
— Ты знаешь, дитя, в честь кого тебя назвали? — спросила она.
— Знаю! В честь великого героя.
— Да… Всегда помни это и будь достоин своего имени.
— Я буду! — пообещал Арон и, немного подумав, добавил: — Я стану таким же великим! Даже… даже лучше!
Праматерь тихо рассмеялась.
— Уж постарайся.