Люди и Я

Нам всем не хватает чего-то такого, о чем мы не знаем, что нам этого не хватает.

Дэвид Фостер Уоллес,

американский писатель

Такие мелкие создания, как мы, способны пережить грандиозное только через любовь.

Карл Саган,

американский астроном

и астрофизик

Лунатизм

Я стоял у его кровати. Не знаю, сколько я простоял так, в темноте, просто слушая его ровное дыхание, пока он все глубже и глубже погружался в сон без сновидений. Полчаса, наверное.

Он не занавешивал окно, поэтому я мог смотреть в ночное небо. С места, где я стоял, луны не было видно, зато я заметил несколько звезд. Солнц, освещающих мертвые планетарные системы где-то далеко в галактике. На земном небе нигде или почти нигде нет жизни. Это наверняка влияет на людей. Внушает заносчивость. Сводит с ума.

Гулливер перевернулся, и я решил, что ждать больше нельзя. Сейчас или никогда.

Ты отбросишь одеяло, сказал я голосом, которого бодрствующий Гулливер не услышал бы и который проник прямо в мозг, вплетаясь в тета-волны и заменяя команды его собственного мозга. И медленно сядешь на постели. Твои ступни опустятся на ковер, ты будешь дышать ровно и спокойно, а потом встанешь.

Гулливер в самом деле встал. И смирно стоял, дыша глубоко и медленно, ожидая следующей команды.

Ты подойдешь к двери. Открывать ее не нужно, она уже открыта. Вот так. Просто иди, иди, иди к своей двери.

Он послушно выполнял мои команды. Вот он в дверях, глухой ко всему, кроме моего голоса. Голоса, которому осталось произнести всего два слова. Падай вперед. Я подошел ближе. Эти слова почему-то доходили медленно. Нужно время. Еще как минимум минута.

И вот я рядом, так близко, что слышу запах его сна. Запах человека. Во мне звучат слова: «Ты должен довести дело до конца. Если ты не выполнишь миссию, вместо тебя пришлют другого». Я судорожно сглотнул. Во рту пересохло до боли. Я ощущал за собой безграничную ширь Вселенной, огромную, хоть и безучастную силу. Безучастность времени, пространства, математики, логики, выживания. Я закрыл глаза.

Я ждал.

Не успел я открыть их, как меня схватили за горло. Я начал задыхаться.

Это Гулливер повернулся на сто восемьдесят градусов, и его левая рука сомкнулась вокруг моей шеи. Я отцепил ее, но тогда обе его ладони превратились в кулаки, замолотившие по мне с дикой злостью, попадая примерно через раз.

Один удар пришелся по голове сбоку. Я пятился от Гулливера, но подросток наступал с той же скоростью. Его глаза были открыты. Теперь он меня видел. Видел и в то же время не видел. Конечно, я мог сказать «стоп», но не делал этого. Мне хотелось вблизи понаблюдать за проявлением человеческой кровожадности — пусть даже неосознанной, — чтобы осознать важность своей миссии. И через осознание обрести способность ее выполнить. Да, наверное, дело в этом. И потому же, пожалуй, я не остановил кровотечения, когда Гулливер разбил мне нос. К этому моменту я уже достиг письменного стола, и отступать было некуда. Поэтому я просто стоял, позволяя молотить себя по голове, шее, груди, рукам. Гулливер рычал, до предела разинув рот и оскалив зубы.

— Ррр-ааа!

Этот рык разбудил его. У него подкосились ноги, и он чуть не упал на пол, но вовремя пришел в себя.

— Я, — сказал Гулливер. Он пока не понимал, где находится. Он видел меня в темноте, и на сей раз осмысленным взглядом. — Папа?

Я кивнул, и тонкая струйка крови медленно подтекла к моим губам. Изабель вбежала на чердак.

— Что происходит?

— Ничего, — сказал я. — Я услышал шум и поднялся сюда. Гулливер ходил во сне, вот и все.

Изабель включила свет и ахнула, увидев мое лицо.

— У тебя кровь идет.

— Ничего страшного. Он не понимал, что делает.

— Гулливер?

Гулливер уже сидел на краю постели и щурился от света. Он посмотрел мне в лицо, но ничего не сказал.

Я, которого нет

Гулливер сказал, что хочет спать. Поэтому десять минут спустя мы с Изабель остались вдвоем. Я сидел на краю ванны, а она нанесла антисептический раствор на ватный диск и осторожно промокнула мне лоб, а потом губу.

Конечно, такие раны лечатся одной мыслью. Порой одного только ощущения боли достаточно, чтобы от нее избавиться. Тем не менее, хотя ссадины щипало от контакта с антисептиком, они не затягивались. Я им не позволял. Чтобы не вызывать подозрений. Но только ли в этом дело?

— Что с носом? — спросила Изабель. Я посмотрел на него в зеркале. Кровавое пятно вокруг одной ноздри.

— Ничего, — сказал я, ощупав нос. — Не сломан.

Изабель внимательно осматривала мои раны.