Люди и ящеры

Мартин оторопело молчал.

– Это и есть деревяга, – сказал Хзюка. – Стой, не шевелись. Поблизости должна быть самка. Они живут парами.

Прошло довольно много времени, но вокруг ничего заметно не было. Мартин уже начинал терять терпение, когда справа от себя, на стволе сигиллярии, заметил слабое шевеление. Он начал поднимать лук, но выстрелить не успел, успел лишь инстинктивно откинуться в седле.

Темный нарост внезапно сорвался с дерева и прямо перед Мартином на шею шусса обрушилась визжащая масса. Шусс качнулся, взвыл, сел на землю и повернул голову с расширенными от ужаса глазами.

Мартина спас сейсс. Он среагировал мгновенно. Сначала ударил по распяленной пасти щитом, потом отбросил лук, выхватил кинжал и принялся наносить торопливые, не очень точные, но многочисленные удары. Тварь визжала, извивалась, тянулась к горлу. Наконец не выдержала, спрыгнула на землю

Тут подскочил Хзюка. Наклонившись, он рубанул прямо из седла. Мерзкий визг захлебнулся. Несколько секунд деревяга дергалась, скребла когтями, колотила хвостом, но наконец утихла.

– Ты цел, Мартин?

– Цел. Только деревяга подрала шусса.

Хзюка осмотрел рваные раны на шее животного, приложил к ним тампоны из сушеных вайев папоротника.

– Ну как, теперь знаешь, что такое деревяга? – спросил он.

– О да, познакомились.

Мартин тяжело сполз с шусса и подошел к трупу.

Деревяга представляла собой весьма любопытную разновидность ящеров, приспособившуюся к жизни на деревьях. И приспособившуюся очень неплохо.

На первый взгляд она напоминала черепаху. Точнее, южноамериканского броненосца, поскольку ее тело сверху и снизу защищал панцирь. Впрочем, на этом сходство ограничивалось. Со стороны брюха панцирь деревяги был явно толще, имел заостренный гребень. По бокам торчали тонкие, но мускулистые лапы с устрашающей длины когтями. Хвост завершался шипастым утолщением и представлял дополнительное оружие в виде своеобразной булавы. Голова же, сравнительно небольшая по объему черепной коробки, имела внушительных размеров пасть.

Сами особенности тела многое говорили об образе жизни этих тварей. Забравшись повыше, деревяга поджидала жертву, на которую обрушивалась брюшным гребнем. При весе никак не менее сорока килограммов деревяги могли оглушить довольно крупного ящера и даже переломать ему кости. Шусс Мартина уцелел только потому, что удар пришелся на луку седла, чем и был ослаблен.

– Спасибо за сейсс, – сказал Мартин. – Без него я бы не увернулся.

– Пожалуй, я тоже выпью, – отозвался Хзюка

Мартин пересел на запасного шусса, и они двинулись дальше. В середине ночи, когда оба въехали в очередной лес, Хзюка велел остановиться.

– Побудь здесь, никуда не уходи, – очень внятно сказал он. – Переправа близко. Я посмотрю, потом вернусь за тобой. Деревяг не бойся, в голых деревьях они не водятся. Бойся всего остального.

– Понятно, – вздохнул Мартин.

Голыми деревьями схаи называют гигантские плауны. Изогнутые у земли, наверху их стволы выпрямляются и почти вертикально тянутся к Хассару. Плауны растут редко, небо почти не заслоняют. Но вот само небо, подернутое облаками, света в ту ночь практически не давало.

Сейсс хорошо обостряет чувства, в том числе слух. Мартину казалось, что он слышит плауновый лес весь, как единое целое. В первозданную основу тишины вплетался легкий шум ветра, отдаленный плеск воды, шуршание ночных насекомых. Некоторое время еще слышался легкий шорох шагов Хзюки. Но вскоре они стихли.

Прошло с полчаса. Хзюка не возвращался. Кроме чувств, сейсс обостряет еще и голод. Мартин нащупал в сумке кусочек вяленого мяса и принялся его жевать. В это время сзади и сбоку донесся едва различимый звук. Чуть погодя он повторился.

Мартин торопливо проглотил кусок и насторожился. Он не сомневался в том, что слышал шаги шусса. А шуссы сами по себе в ночном лесу не разгуливают. Ехать же на шуссе здесь мог только хачичей, поскольку Хзюка ушел пешком.

Мартин неподвижно ждал. Вскоре между стволами обозначилась неясная тень. Хачичей крался очень умело. Над подлеском из папоротников возвышались только его голова и плечи. И если бы не обостренный сейссом слух человека, и без того более тонкий, чем у схаев, враг сумел бы подобраться совсем близко

Мартину вдруг стало холодно. Впервые за свою отнюдь не короткую жизнь он оказался перед необходимостью убить мыслящее существо. Причем перед самой настоятельной и недвусмысленной необходимостью. Убить хачичея требовалось непременно, иначе убьет он. Сомнений в этом быть не могло.

Медленно, миллиметр за миллиметром, Мартин поднял лук. Тут ему на миг показалось, что он замечен – хачичей надолго остановился. Но потом его шусс снова сделал шаг, другой, опять замер. Вероятно, паузы просто были отработанным приемом.