Мы говорили о том, что творчество Витторини — не живопись, а графика, без полутонов. Хотя у него есть неоспоримая склонность к символам и аллегориям — символы эти при сколько-нибудь внимательном чтении разгадываются: гуманизм Витторини отнюдь не имеет отвлеченного, абстрактного характера, в нем есть явственный и неоспоримый социальный смысл. Писатель безоговорочно на стороне людей, и он не ограничивается пассивным состраданием и сочувствием. В «Сицилианских беседах» тема кроткого непротивления контрастирует с темой гневного возмущения и протеста, люди говорят не только о живой воде, но и о ножах. Слово «революция» не произносится ни разу, но незримо революция присутствует во всей повести.
Между «Сицилианскими беседами» и романом «Люди и нелюди» лежат шесть лет, решающих для Италии и лично для Витторини. От морального сопротивления фашизму
Во имя чего они должны и хотят бороться до конца?
«Чтобы жизнь людей стала чище, — читаем мы ответ на страницах книги. — А для того, чтобы она стала чище, нужно, чтобы каждый стал свободным…» Так входит в роман важнейшая для Витторини мысль о внутреннем, моральном освобождении каждого человека. Нужно освободиться от пут предрассудков и условностей, которые мешают Берте уйти к любимому человеку, от всего, что старается привить людям буржуазное общество, чтобы легче было или поработить их, или превратить в нелюдей.
И еще один ответ слышим мы в романе — слова старой подпольщицы Сельвы: во имя счастья людей. Тема человеческого счастья, очень дорогая Витторини, звучит как лейтмотив во всем его творчестве, начиная с первой книги рассказов «Мелкая буржуазия». Она предстает перед нами в двух измерениях: личное счастье человека сливается с борьбой за счастье всего «оскорбленного мира». Подобно тому, как в «Сицилианских беседах» Витторини вложил слова об «ином долге», «иных обязанностях» в уста человека, которому не дал имени, — он и в романе не дал имени рабочему, который приходит предупредить Эн-2 о том, что хозяин табачной лавки выдал его шпикам. Этот рабочий тем самым приобретает значение символа. За его поступком стоит глубокое чувство товарищества, инстинктивной и прочной солидарности, объединяющей людей.
Это чувство солидарности, нравственной и классовой, органически входит в идеологию Сопротивления. Роман Витторини можно критиковать за некоторую фрагментарность, а, с другой стороны, за усложненность иных рассуждений, может быть, и за слишком частое применение приема повторов. Но непреходящее значение этого романа состоит в том, что он вписывался в историю времени и отвечал настоятельной общественной потребности. В 1964 году, через двадцать лет после того, как Витторини написал эту свою книгу, другой итальянский писатель, Итало Кальвино, осмысливая прошлое и свой собственный литературный дебют, заявил, что в годы антифашистской борьбы создание литературы Сопротивления было абсолютной необходимостью, первоочередной задачей, моральным долгом. Он писал: «Миланские группы патриотического действия (ГПД) уже получили свой роман — «Люди и нелюди» Витторини, а мы, партизаны с гор, также хотели иметь свой роман, с иным ритмом и фабулой». Трудно, кажется, более выразительно сказать такие простые и такие важные вещи: миланские группы патриотического действия вовремя «получили свой роман», и этим они были обязаны Витторини. Нелегко найти другую, равную этой честь для любого писателя — антифашиста-патриота.
В миланском подполье Витторини работал рука об руку с одним из самых дорогих своих друзей. Руководитель коммунистической молодежи Эудженио Куриэл 24 февраля 1945 года, за два месяца до того, как восставший народ освободил Северную Италию от наци-фашистов, был убит на одной из миланских площадей молодчиками из фашистской «черной бригады». На смерть товарища и друга Витторини откликнулся статьей-некрологом в подпольной газете «Унита» и в центральном органе Фронта молодежи — «Энока нуова». Подпольщики не хотели, чтобы фашисты достоверно знали, что их жертвой пал Куриэл, поэтому в статье Витторини он был назван условным именем Джордже.
Вот отрывок из этого некролога. Его можно рассматривать как дополнение, Энилог и как бы документальное подтверждение правдивости и достоверности страстного антифашистского романа Витторини: тот же стиль, тот же темперамент, то же горячее чувство скорби, гнева, надежды.