Люди и подвиги

5. Немцы панически боятся наших самолетов, которые считались до сих пор учебными. Они не дают противнику покою по ночам. Самолеты появляются внезапно. Летчикам наплевать на погоду. Они спускаются так низко, что немцы слышат торжествующий смех и неистовые возгласы: "Полундра! Получай!" Затем раздается угрожающий свист, треск, вой, грохот. Все вокруг рушится, летит в стороны, вверх.

А вот как они помогают нам, десантникам.

Когда мы высадились на крымскую землю, у нас иссякли боеприпасы. Казалось, нет выхода. Но в ту же ночь над нами закружили самолеты «У-2». Они спускались так низко, что можно было расслышать, как летчик кричал при выключении мотора: "Полундра! Братишки, куда бросать?" — "Сюда, сюда!" кричали мы в ответ, стараясь разглядеть во тьме лицо летчика".

…Хирург Трофимов поднимается со своего места за столом.

В руках у него бокал.

— За Родину! За дружбу! — провозглашает он тост.

Ночь. Степь. Ветер доносит глухой шум моря. Небо иссиня-темное над головой и бледно-голубое по краям.

Узкий рог месяца. Мерцают звезды. Слышен рев моторов. Возле взлетной дорожки стоит стол, а за столом женщина лет тридцати в шлеме и комбинезоне. Из-под шлема выглядывает белый шелковый подшлемник, похожий на косынку. Несмотря на военную форму, она похожа на одну из тех бесчисленных русских женщин, которых вы видите на производстве и в колхозах. Фамилия женщины — Амосова. Зовут Серафима Тарасовна. По званию капитан, по должности — заместитель командира полка.

Женщина при свете фонаря рассматривает карту, на которой цветным карандашом отмечены объекты бомбардировки. Рядом с картой — телефон. Женщина бросает в трубку строгие и четкие распоряжения.

Мы слышим характерные для всех летчиков выражения:

— Бомбы ко мне! Ветер взяла?

— Луч!

Женщина поднимает руку. С хлопаньем взвивается ракета и освещает взлетную площадку. Возле самолетов стоят девушки в комбинезонах и меховых шапках.

Один из самолетов отрывается от земли и исчезает в воздухе.

Вслед за ним поднимается другой, третий. Проводив взглядом последний самолет, женщина подходит ко мне.

Разговорившись с ней, я узнаю, что она дочь железнодорожника, старого члена партии. С увлечением работала в горкоме комсомола, затем поступила в аэроклуб. Она рассказывает о своих первых полетах, но думает сейчас о другом. Я вижу это по ее лицу. Она старается скрыть тревогу за судьбу подруг. Мучительно долго тянутся минуты. Но вот в глубине неба появляется желтый светлячок, и тишину ночи наполняет сочный рокот самолета.

— Это Дина Никулина! — говорит Амосова. — Богатая невеста!

Награждена орденами: Александра Невского, Красного Знамени, Отечественной войны первой степени, представлена к званию Героя!

Через несколько минут самолет мягко касается взлетной дорожки.

Дина, молодая женщина лет двадцати пяти, с овальным личи-.

ком и умным взглядом светло-голубых глаз, докладывает о полете. Она кажется немного мешковатой в своем кожаном пальто и меховых унтах. Большой планшет свисает ниже колен. Из-под меховой шапки выбиваются русые волнистые волосы.

— Ну, как тебе леталось? — спрашивает Амосова.

— Ничего. Попала в прожектора. Встретили сильным заградительным огнем, но все бомбы легли в цель.

— Как соседи?

— Действовали неплохо. Летят следом.

Я просматриваю общую тетрадь, исписанную ровным женским почерком, Амосова описала здесь давнишний подвиг Никулиной.

"Плавно дав газ, Дина отделила самолет от земли и повела на цель. Через несколько минут над целью зажглась первая светящаяся бомба. Но тут со всех сторон потянулись длинные щупальцы прожекторов. В эту ночь Дина не вернулась с вылета. Потянулись дни неизвестности. Дину считали уже погибшей. И вдруг paдостное известие: Дина и ее штурман Леля Радчикова живы, они в госпитале. Летчиц навещают боевые подруги. Вот что рассказала им Дина:

— Только отбомбились, как немцы открыли жестокий прицельный огонь. Маневрируя, я старалась вывести самолет из зоны обстрела. Самолет судорожно подбрасывает. Вдруг что-то обожгло ногу. На консоле показалось пламя. "Вот, гады, зажгли!" — мелькнула мысль. В эту минуту сзади разорвался снар. яд, и Леля доложила: "Товарищ командир, я, кажется, ранена". Я приободрила ее, успокоила: "Держись, Леля, все будет хорошо". О том, что я сама ранена, я не сказала ей.

Новая очередь пробила бензобак. Бензин течет в рану. Боль ужасная. Сжимая штурвал, говорю себе: "Спасти!.. Только бы спасти подругу и машину!"

Резко начала скользить — сорвала пламя. Бензин продолжает течь, но я не выключаю мотора. Мы еще находимся над расположением врага. При мысли, что мы можем оказаться в лапах немцев, сжимается сердце. Нет, лучше гибель. Мотор еще работает, и каждый оборот винта приближает нас к спасению. Я твердо держу курс на восток. Огонь противника остался позади. Но почему молчит Леля? Обернувшись, я увидела ее безжизненно склоненную голову.