Люди и положения (сборник)

Г о р д о н. Потушили.

Д у д о р о в. Вот что, Гордошенька. Во-первых, не беспокойся об этой девчонке. Не только ее, но и всех гостей, уехавших утром, вернут с полдороги. К ночи и Энгельгарты, и мать Бастрыкиной, и эти глупые Витины знакомые будут обратно. Я не знаю, как это называется, но с городом Пущинском надо распрощаться на долгое время.

Г о р д о н. Ты смотришь на дело так безнадежно?

Д у д о р о в. Что уж тут смотреть, когда сами вещи пляшут перед глазами. Исторические перемены я чувствую, как перелет журавлей. Все последние дни у меня в душе этот черный, звездный, осенний треугольник, меняющий ее звук, как трещинка в чашке.

Г о р д о н. Погоди. Ты узнал что-нибудь достоверное?

Д у д о р о в. Какие тебе еще достоверности? Может быть, не дальше как сегодня многих из нас протомят одними химически чистыми неслыханностями, без примеси чего-либо знакомого, после чего половина будет к утру лизать раскаленные сковороды в преисподней.

Г о р д о н. Да что ты шутишь? Все это так естественно. Разве ты ждал когда-нибудь другого? Естественно величие этого небывалого бедствия, это самозабвение народа, у которого опустились руки от той горы мерзостей, которые совершались его именем. Страшна, захватывающе страшна, упоительно страшна минута. Но это – конец, а не избранье почетного президиума на общегородском собраньи, это факт, это что-то до ужаса настоящее, этому не надо говорить, что оно любимое и что жить стало лучше, жить стало веселее, это действительность, а это для меня безмерно много.

Раскат далекого взрыва или орудийного выстрела. На лице Гордона появляется улыбка.

Д у д о р о в. Не радуйся. Я знаю, что ты думаешь, я читаю твои мысли.

Г о р д о н. Не правда ли? Тебя тоже угнетала эта мертвая тишина после целой недели пушечного гула! Ну слава богу. Наше сопротивленье возобновилось.

Д у д о р о в. Душенька, это прощальный поклон прикрывавшей отступленье тыловой части. Знаешь, что это?

Г о р д о н. Нет.

Д у д о р о в. Это взорвали железнодорожный мост через Млынку.

Г о р д о н. Откуда ты знаешь?

Д у д о р о в. На колени. На колени со мною. Пусть этому были примеры, и мы кого-то повторяем. Душенька Гордоша, целуй скорее эту землю. Пользуйся случаем, пока она не перешла из одного самозванства в другое. Сейчас, считанные минуты, она – только она сама, только земля нашего удивительного рожденья и детства, только Россия, только наша непосильная гордость, только место нашей революции, давшей миру новую Голгофу и нового бога.

Гордон и Дудоров плачут и обнимаются. К ним подходит Вельяминов .

Позови сюда людей. Всех. Всех.

В е л ь я м и н о в (заикаясь) . Что это у тебя такой тон повелительный?

Д у д о р о в. Не тон повелительный, а позови людей. К несчастью, нас бросили, понимаешь, так что, по счастью, нам придется жить своим умом. С завтрашнего дня о нас за лесами начнут слагать партизанские сказки, но во их оправданье нам не оставили ни даже плохенькой берданки.

В е л ь я м и н о в. Это остроумье не ко времени.

Д у д о р о в. Я тебе покажу ко времени. Ты думаешь, я посмотрю, что ты был попом? Позови людей. Да вот они сами. Не надо.