Люди и праздники. Святцы культуры

Его кулинарный манифест требовал гармонического стола и оригинальных блюд, приготовленных с помощью ультрафиолетовых ламп, электролиза, автоклавов и вакуумных насосов. Чтобы связать еду с тактильными ощущениями, следовало отменить столовые приборы, для усиления аромата кушанья предлагалось подавать вместе с вентиляторами.

В отделе рецептов можно найти вертикальные сосиски, скульптурное мясо, аэропищу с запахом и звуком, который производила подававшаяся к ней наждачная бумага, а также съедобные пейзажи. Один назывался “Экватор и Северный полюс”. Это блюдо готовилось из яичного желтка, плавающего среди взбитых белков и трюфелей, изображавших аэропланы полярников.

15 ноября 1930 года Маринетти организовал в миланском ресторане футуристический банкет, где подавались “бульон из роз и солнечного света, агнец в львином соусе, божьи слезы, лунное мороженое, фрукты из сада Евы”. Коронное блюдо был “курофиат”: фаршированная шарикоподшипниками птица, которую подавала женщина из завтра – лысая официантка в очках.

23 декабря Ко дню рождения Романа Каплана

Его клуб-ресторан “Самовар” – храм Русской Америки. На стенах висят картины и портреты всех российских знаменитостей, а в зале витают их тени, особенно в том углу, где часто сидел Бродский.

Живых “Самовар” потчует с любовью к душе и желудку. Уважительно относясь к русской кухне в изгнании (чего стоят здешняя кулебяка и вишневое варенье с косточками), “Самовар” пестует дух артистического салона. Здесь читают стихи лучшие русские и американские (!) поэты. Именитые музыканты играют Баха и Скрябина. Здесь можно было встретить Сьюзен Зонтаг и Нормана Мейлера, Филипа Рота, Эрнста Неизвестного, Милоша Формана, гастролирующих кубанских казаков и гордость русского экспорта: манекенщиц и хоккеистов. Здесь пьют домашние настойки, закусывают с азартом и сидят до утра.

И над всей этой роскошью парил Роман. Элегантный, с геральдической ромашкой в петлице, он неторопливо обходил столики, болтал с завсегдатаями, привечал новичков и дирижировал весельем с тем шармом, который не поддается имитации. Каплана хватало на всех, и он никогда не уставал делиться любимым.

Постепенно “Самовар” оброс ритуалами – от юбилеев до поминок. Тут мы поздравляем друзей и провожаем их, часто не только слезами, но и хохотом, как это случилось на прощании с Бахчаняном. Так получилось, что даже тризна в “Самоваре” наполнена карнавальным, праздничным содержанием, а это лучшее, что может случиться со смертью, в том числе – его хозяина. Но и осиротев, “Самовар” останется тем, чем давно стал: живым музеем русской культуры без границ, патроном которой был столько для нее сделавший Роман Каплан.

24 декабря Ко дню рождения Щелкунчика

Рождество – праздник с тевтонским акцентом, и самую знаменитую елку следует искать в “Щелкунчике”. Гофманская елка, в кроне которой запутались мерцающие звезды свечек, напоминает напольный макет мироздания. Это домашний рай из набора “Сделай сам”. Как и положено райским кущам, здесь царит вегетарианство. Из съестного на елку идет то, что растет: мандарины, яблоки и завернутые в серебряную фольгу грецкие орехи. Их морщинистый мозг прячет такой крепкий череп, что сразу понятно, зачем Щелкунчику зверские челюсти.

Всегда готовый к зловещим подвигам, он приоткрывает сокровенный смысл святок по Гофману. Все прекрасное у него либо заводное, как часы, либо деревянное, как Щелкунчик, либо съедобное, как леденцы. Зато все живое – омерзительно, как мыши, которые грызут кукольный мир, наделенный вечной, а значит, мертвой жизнью.

Не зря мы собираем елку, как скифы – курган, складывая все, что может пригодиться в будущей жизни. Сахарные домики и деревянные лошадки, румяные плоды и стеклянные ягоды, ватные ангелы и кружевные снегурочки: еда, жилье, жёны, слуги, транспорт. Последнее украшение елки – ее материализовавшийся дух, строгий Щелкунчик, который сторожит праздник и олицетворяет его.

25 декабря Ко дню рождения Иисуса Христа

Гений юмора в том, что он возвращает нам парадоксальную человечность и выводит к новому. В этом можно найти ответ на коренной вопрос: смеялся ли Иисус Христос?

– Нет, если судить по словам евангелистов.

– Да, если судить по его собственным.

Сам Христос, может, и не смеялся, но Он острил, причем в те критические минуты, когда выбор между жизнью и смертью припирал Его к стенке.

Завязший в традиции разум не дает нам ее преодолеть, зато юмор ее, стену, сносит, ибо он умеет сменить тему. (Поэтому не смеются фанатики – они никогда не меняют темы.)

В сущности, юмор – это решенный коан. Чтобы ответить на вопрос, ответа не имеющий, надо изменить того, кто спрашивает. Для этого Христос ставит человека перед вызовом, столь трудным и важным, что с новой высоты прежние вопросы кажутся недостойными решения.

– Проблемы, – говорил Юнг, – не решают, над ними поднимаются.