Люди и праздники. Святцы культуры

Голландская живопись беспрецедентно мирная. Тут дерутся только пьяные, но и они, как заблудшие родичи, вызывают скорее ухмылку, чем отвращение. Другие сюжеты порождают зависть. У малых голландцев всегда тепло, но никогда не жарко. Помимо тусклого солнца, жизнь здесь поддерживается фитилем идиллии. Я люблю ее за бескомпромиссность. Отняв у человека трагедию – войну, болезнь, разлуку, дав ему вдоволь красоты, любви и добра, идиллия оставила себе последний конфликт – с бренностью. Но, стоя, как все, над бездной, идиллия не заламывает руки, а вышивает крестиком. “Старосветские помещики” смелее “Тараса Бульбы”, ибо, как утверждают ветераны, труднее всего соорудить уютный окоп.

В плоском краю, лишенном естественных – горных – рубежей, надежны лишь рукотворные границы. Поэтому малые голландцы так любят интерьер. Даже тогда, когда художник выходит за двери, он все равно остается внутри. Ведуты их городов составляют дома, напоминающие мебель. Плотно заставленная ею площадь кажется непроницаемой для чужих. Мы можем заглянуть, но не эмигрировать.

Итальянские картины заманивают зрителя, китайские – заводят, голландские – держат на расстоянии вытянутой руки. Подойти ближе мешает прозрачная, как стеклянный гроб, преграда. Не предназначенное к экспорту, это искусство знало свое место и любило свое время.

21 декабря Ко дню рождения Иосифа Сталина

При Сталине я прожил только первые восемнадцать дней своей жизни. Следующие годы мы провели врозь. Я – в России и Америке, он – в истории, которая рассказывала нам все больше правды о сталинском времени. Как ни странно, правды этой никогда не было слишком много. Сталинскую эпоху, кажется, нельзя исчерпать – ни вырванными из архивов признаниями, ни свидетельствами очевидцев, ни усердием историков, ни исповедями политиков, ни прозрениями поэтов. В ней всегда остается неразъясненный остаток, способный регенерировать уже совсем в другое время – в другом веке. Как будто тогда, 5 марта 1953-го, Сталин умер не совсем. Неокончательность его кончины чревата мистическими некроэффектами, завораживающими и нынешнюю культуру. Она все еще озадачена тайной, которую Сталин не унес в могилу и тогда, когда его тело вытащили из Мавзолея, чтобы, наконец, предать земле. Обеззараживающий слой кремлевской почвы оказался недостаточным, чтобы погрести под собой труп.

Даже с революцией истории было проще справиться. Мир усвоил ее урок, приняв в себя, скажем, достижения русского авангарда. Порожденный революцией и отчасти породивший ее, он давно уже нашел себе безопасное место – в музее. Но сталинская культура по-прежнему бездомна, как призрак. Бестелесность делает ее менее уязвимой. Сталинская эпоха растворилась в духе своего времени, заражая собой и наше. Стоило мне ввести “Сталин” в поисковую строку, как я узнал, что, “если приложить ухо в поволжской степи под Сталинградом, можно услышать его шаги”.

Не ржавые руины рабских строек, а сталинский миф оказался самым долговечным продуктом той трагической эпохи.

22 декабря Ко дню рождения Жана Анри Фабра

Откуда Кафка взял подробное описание насекомого, которым стал Грегор Замза в новелле “Превращение”? Уверен, что он пользовался крайне популярной тогда книгой Жана Анри Фабра “Жизнь насекомых”. Эта монография в начале века стояла в каждом интеллигентном доме. В той же Праге Карел Чапек написал пьесу “Из жизни насекомых”, которая тоже восходила к Фабру. Именно там можно прочитать восторженное описание навозного жука: “Счастливое создание, ты знаешь свое ремесло, и оно обеспечивает тебе спокойствие и пищу, которые с таким трудом достигаются в человеческой жизни”.

Не этот ли абзац подтолкнул Кафку на мысль избавить своего героя от тягостей быть человеком, превратив его в насекомое? Грегор-жук мог бы быть счастливее, чем Грегор-человек. В рассказе движения героя изображены с большей значительностью и вниманием, чем его банальные и скудные мысли. Как человек он, в общем-то, скучен, зато интересен как насекомое. И это характерно для стиля Кафки. Он изображает жесты, точно описывает физические ситуации, но не мысли, не внутренние монологи, которые у него никуда не ведут и ничего не объясняют. Предельно реалистический метод описания сочетается с отсутствием мотивов. Мы не понимаем главного, зато нам дают так много подробностей, что дело кончается читательским шоком.

22 декабря Ко дню рождения Филиппо Маринетти

Футуризм был единственным художественным течением, издавшим собственную кулинарную книгу. Сборник, выпущенный в 1932 году вождем итальянских футуристов Филиппо Маринетти, давал подробный отчет об их многообразной гастрономической деятельности. Первым делом Маринетти, вспоминая холодные слипшиеся макароны, которыми его кормили на австрийском фронте, решил запретить пасту, которая, по его мнению, делала итальянцев толстыми и ленивыми. Заменить традиционный обед была призвана кухня будущего.