Люди и собаки

На самом же деле в животном мире персональная выгода участников процесса коммуникации далеко не так очевидна, особенно если речь идет об индивиде, передающем информацию. Остановимся на двух принципиальных моментах. Для успешной коммуникации прежде всего необходимо, чтобы реципиент понял переданную информацию, без чего передающий будет попросту зря тратить силы. Но как могла возникнуть эта способность понимать? Представим, что у одного из индивидов проявилась способность передавать некую семантическую информацию в популяции, где до этого момента никто и никогда не использовал подобный способ коммуникации. Каким же образом потенциальные реципиенты смогут уловить информационное содержание сообщения, смысл сигналов, закодированных на неком языке? Вторым спорным моментом может служить тот факт, что многие формы коммуникационного поведения, наблюдаемые в природе, не дают передающему никакого преимущества и даже представляют для него потенциальную опасность. Так, например, способность животных криком предупреждать соплеменников о приближающемся хищнике должна была быстро исчезнуть из популяции, поскольку, обнаруживая свое положение в пространстве, передающий информацию индивид рискует первым подвергнуться нападению. Кричащая птица привлекает внимание хищника к себе, и поэтому ее собственные шансы выжить и оставить потомство значительно сокращаются. Таким образом, остановив свой выбор на информационно-семантической модели, мы не получаем ответа на вопрос, каким образом способность к коммуникации смогла распространиться и сохраниться в животном мире. Не дает она объяснения и тому факту, что эта способность получила развитие лишь у некоторых видов, да и то в неравной степени. В то же самое время у других видов она выражена гораздо меньше.

Информационно-семантическая модель сталкивается с еще одним непреодолимым препятствием. Наблюдения зоологов за наземными животными свидетельствуют о том, что сигналы, передаваемые последними, — лай собак, вой волков или карканье ворон — используются в самых разных экологических контекстах. По крайней мере, их назначение гораздо более разнообразно, нежели в том случае, если бы между этими сигналами и их смыслом существовала такая же прямая связь, как в языке человека[67]. Короче говоря, если бы кому-то пришло в голову составить собачье-человеческий или воронье-человеческий словарь, он не сумел бы перевести на наш язык выражения «гав-гав» или «кар-кар».

Таким образом, информационно-семантическая модель не позволяет дать коммуникации животных убедительного объяснения. Лай собаки на незнакомца очень отличается от наших возгласов: «Берегись!» или «Кто там?». Точно так же и слово «привет», произнесенное попугаем, по сути своей имеет мало общего с тем же «приветом», прозвучавшим из уст человека. Крики, мимика, телодвижения или запахи животных, имеющие социальное назначение, не содержат кодов, которые в нашем языке используются для передачи информации.