В таких условиях общераспространенность практики частных подношений должностным лицам следует признать в немалой степени оправданной. Среднестатистический житель России XVII в. мог годами вообще не соприкасаться с представителями государственной власти. Если же этот житель претендовал — по собственной инициативе — на рассмотрение какого-то своего обращения в приказе или приказной избе, то в этом случае он действительно имел определенные основания «отблагодарить» подьячего за его ту самую высокую профессиональную подготовленность.
Другое дело, если государственный служащий занимался откровенным вымогательством. Подобное поведение воспринималось уже как однозначно неприемлемое, порождало общественное возмущение и жалобы. Не случайно уже с 1670‐х гг. наряду с термином «посул» в отечественном законодательстве время от времени употребляется и термин «
Как явствует из контекста нормативных актов и материалов судебной и административной практики, «взятка» как раз и стала означать частное вознаграждение должностному лицу, получение которого было сопряжено с вымогательством. К примеру, докладывая о результатах служебной проверки, дьяк А. А. Курбатов писал в марте 1700 г. главе Оружейной палаты Ф. А. Головину, что подьячий Тихон Беляев «
Ситуация резко переменилась в первом десятилетии XVIII в. Задавшись целью создать идеально устроенное «регулярное» государство, Петр I не мог, конечно, оставить без внимания органически неприемлемую в таковом государстве традицию поборов с населения. И за искоренение поборов всех видов царь решительно взялся как в законодательном, так и в организационном направлении.
Первый законодательный гром для взяточников грянул в январе 1704 г., когда был издан подзабытый ныне закон об организации Ижорской канцелярии рыбных ловель. Этот нормативный акт не ограничился стереотипным запретом на получение служащими взяток, а определил, что «
Новаторская законодательная линия нашла продолжение спустя чуть более года в законе от 20 февраля 1705 г., регламентировавшем порядок набора рекрутов. Согласно ст. 1 и 18 данного закона, смертная казнь грозила рекрутским наборщикам за получение взяток, даже не сопряженное с иными противоправными деяниями[588]
. Однако, при всем том, что оба этих нормативных акта знаменовали собой резкий поворот в позиции законодателя, они носили по существу локальный характер, распространяясь лишь на сравнительно узкий круг должностных лиц. Ситуация оставалась неизменной еще почти 10 лет.И вот 25 августа 1713 г. был издан закон, затронувший всех многочисленных чиновников, направляемых в регионы. Наряду с традиционным предписанием исполнять свои обязанности «безпосульно» закон воспрещал заниматься поборами с населения на собственное проживание и передвижение. В качестве единственной санкции за подобные действия определялась смертная казнь с конфискацией имущества[589]
.Не прошло и полутора лет, как 23 декабря 1714 г. Петр I утвердил закон, ставший, как представляется, наиболее радикальным отечественным нормативным актом по борьбе со взяточничеством за четырехсотлетие XVI–XIX вв. Этот документ, под действие которого подпадали теперь уже все без изъятия должностные лица, запрещал получение каких бы то ни было частных вознаграждений. Его нарушение грозило телесным наказанием с конфискацией имущества или вовсе смертной казнью[590]
. Взятка и посул сливались отныне в единый, безоговорочно и жестко караемый состав преступления.Наконец, достойно упоминания, что предписания сурово карать за получение взяток оказались внесены в проект Уложения Российского государства, которое разрабатывалось в 1723–1726 гг. при активном личном участии Петра I и должно было заменить Уложение 1649 года. Согласно ст. 4 и 5 гл. 9‐й кн. 3‐й проекта Уложения (источниками которых послужили прежде всего законы от 25 августа 1713 г. и от 23 декабря 1714 г.), за получение различных видов взяток назначалась смертная казнь или наказание кнутом с конфискацией имущества[591]
. Однако после кончины первого российского императора работа над проектом Уложения так и не была завершена.