Люди и время

Как-то вечером мы с отцом и его друзьями пошли в ресторан. Навстречу Володя. Шёл 1958 год, ему было уже семнадцать лет. Очень прилично одет, в белой рубашке и американских джинсах. Для ребят из Одессы того времени это был обычный прикид. Он почтительно поздоровался с моим отцом и со мной, удивлённо меня спросив: «Это что, твой отец?» Я ответил утвердительно. «А что же ты тогда на пирсе не сказал?» Отец, обратившись, к нам: «Вы знакомы?» Мы сказали, что уже три года. О том, как познакомились, промолчали. Мы пошли дальше. Отец: «Детдомовец. Толковый парень. Восемь классов у него есть. Надо устроить его в ШМО — школу морского обучения». Отца я так и не спросил, что связывало его с ребятами из детдома, но в мореходку его отец устроил.

Контора

Эту историю рассказал мне мой товарищ, которого уже нет в живых.

«В двенадцать лет от роду я остался сиротой. Отец рано ушёл из жизни от ран, полученных на войне, мать вскоре последовала за ним. Воспитывала меня бабушка — детский врач по профессии. Жил я в ближнем Подмосковье. Учился хорошо, проблем не было, занимался спортом в двух секциях сразу — самбо и бокса. Выполнял разряды по этим видам спорта. Окончив школу, поступил в Московский госуниверситет на истфак, но взял после первого семестра академический отпуск — не хотел сидеть на шее у своей бабушки. Служил в ВМФ на Северном флоте. Спорт помогал в службе. Выступал на соревнованиях по боксу, многоборью, гребле. Через год службы меня приняли кандидатом в члены компартии. В ВМФ тогда служили три года. Демобилизовавшись, доучивался на вечернем отделении. Мой тренер помог устроиться инструктором по спорту, а через год я поступил в школу тренеров, через два её закончил. Жить стало легче. Заработок был хорошим. Всегда помогал бабушке. В двадцать семь лет получил высшее образование — окончил МГУ.

А теперь о том, как я оказался в конторе. Видимо, мной заинтересовались ещё во время службы в ВМФ. Две беседы со мной провёл особист, как мне тогда показалось, ни о чём, как в песне Владимира Высоцкого: «Но особист Суэтин, неутомимый наш, ещё тогда приметил и взял на карандаш». Как-то с другом пошли в ресторан — мы когда-то учились в одном классе. Он после школы поступил на филологический, окончив его, работал в школе, писал диссертацию. Ну, в общем, ботаник. Нашли стол. Там уже сидело два человека. Мы поздоровались и начали трапезу, не обращая внимания на них. Друг был из очень бедной еврейской семьи, хотя и мы с бабушкой жили «не очень весело». Я часто бывал у них дома, и видел их быт своими глазами. В семье ещё два брата. Все вышли в люди своим трудом. Мой друг — доктор наук, написал несколько книг. Младшие стали известными строителями. Много лет работали на дальнем севере.

Но вернёмся в ресторан. Мы выпили, закусили салатом. Объясняю, почему подробно о нашем меню — потому, что горячего мы не дождались. Надо сделать отступление. В 1971 году начался отъезд евреев из СССР в Израиль и другие «отсталые» страны мира. Многие люди тогда подумали, что «вот наконец-то заживём», и лозунг «Бей жидов, спасай Россию» не надо претворять, ведь сами по доброй воле. Так, к 1980 году укомплектовали своими силами, за средства СССР, которые были потрачены на их образование, практически большинство научных центров и университетских лабораторий стран мира. Они нам за это очень благодарны. Итак, сидящий напротив моего друга, обращаясь к нему, ни с того, ни с сего, говорит: «Ты что, жидовская морда, здесь сидишь? Езжай к себе в Израиль!» Друг смутился. Я без разговоров засадил вилку обидчику в подбородок, хорошо — не в горло. Кровь залила всю скатерть. Милиционер вырос как из-под земли, и мы с другом оказались в знаменитом «полтиннике», то есть в пятидесятом отделении милиции города Москвы. Ну, в общем, попал.

В милиции я не растерялся. Составили протокол, меня попросили вежливо выйти. Я удивился этому. Вызвали моего друга. Сижу и вижу: в кабинет по-хозяйски заходит человек, который сидел за соседним столиком. Из кабинета выходят следователь и мой друг. Следователь попросил меня зайти в кабинет. Зашёл. Человек представился, сказал, что они с другом всё слышали, потому как оскорбление было произнесено достаточно громко, и, улыбаясь: «Вилкой-то зачем?» Я ответил: «Машинально». К моему удивлению, разговор закончился, Иван Иванович, так назовём моего спасителя, сказал, что мой домашний телефон он выписал из протокола. Тогда мобильных не было. Сказал: «Свободен. Запиши мой телефон». И назвав день и время, попросил позвонить. Смеясь, добавил: «Можете возвращаться с другом в ресторан». Но, конечно, мы разъехались по домам.