Люди как боги

Ромеро потом спрашивал, произвела ли на меня впечатление его речь. Я ответил, что в ней было много чисто драконьих аргументов, а на меня драконады не действуют. Он с язвительной вежливостью возразил, что под драконадами я, вероятно, подразумеваю эскапады, но хоть слова эти созвучны, ни того ни другого в его словах не было. Впрочем, как бы ни называлась его речь, на дракона она подействовала. Тот посмотрел на меня почти радостно.

– Сегодня, Бродяга, – сказал я. – Сегодня ты совершишь очередное превращение. Ты, единственный среди нас, меняешь свои облики, как женщина прически. Ты был великим Главным Мозгом, потом превратился в лихого летуна и волокиту. Сегодня ты приобретаешь новую ипостась, так это, кажется, называется на любимом древнем языке нашего друга Ромеро, – станешь вдумчивым исследователем, энергичным звездолетчиком, властным командиром корабля.

– Благодарю, Эли, – прошептал он и закрыл глаза.

Я, как и обещал, присутствовал при операции. Описывать ее не буду. В ней не было ничего, что могло бы поразить. Зато я был потрясен, когда впервые вошел в помещение, отведенное Мозгу. Оно напоминало галактическую рубку на Третьей планете – теряющийся в темноте купол, две звездные сферы, стены кольцом… А между полом и потолком тихо реял полупрозрачный шар – в нем обретался наш друг Бродяга, навеки переставший быть бродягой.

Не вид комнаты и не вид шара потряс меня: я был к этому подготовлен. Но голоса, который звучал у меня в ушах, я не ожидал. Я думал услышать прежний шепелявый, сипловатый, насмешливый, ироничный присвист дракона, я уже успел позабыть, что Бродяга, до того как стал бродягой, разговаривал по-иному. И вот этот давно забытый, мелодичный, печальный голос обратился ко мне:

– Начнем, Эли?

Не знаю, как я справился с дрожью. Я пробормотал самое нелепое, что могло прийти в голову:

– Ты тут? Тебе хорошо, Бродяга?

Голос улыбался – чуть грустно и чуть насмешливо:

– Нигде не жмет. Эллон был бы мастером по поставке мозгов на Станции Метрики, если бы вы не разрушили Империю разрушителей. Со многими механизмами я уже установил контакт. Скоро я оживлю корабль, Эли! Пусть Эллон налаживает выводы на «Змееносец» – попробую привести в движение и его.

– Бродяга, Бродяга… Могу я так тебя называть?

– Называй как хочешь, только не Главным Мозгом. Не хочу напоминаний о Третьей планете.

– Ты будешь для нас Голосом, – сказал я торжественно. – Вот так мы и будем называть тебя – Голос!

Я доложил Олегу, что можно разрабатывать маршрут к ядру. От Олега я завернул к Грацию, сел на диван, привалился к спинке. Я был основательно измотан.

– Тебе нужна помощь, Эли? – участливо поинтересовался галакт. – Могу предложить…

Я прервал его:

– Граций, ты знаешь, как наш бывший Бродяга, ныне принявший имя Голос, входит в свою новую роль? Скоро мы сможем двигаться со сверхсветовой скоростью. И наши боевые аннигиляторы оживут, а без них мы – пушинка в бесновании стихий. Граций, помоги Голосу… Стань ему помощником.

Галакт удивленно посмотрел на меня.

– Что скрывается за твоим предложением, адмирал Эли?

Я закрыл глаза и минуту помолчал. В голове не было ни одной ясной мысли.

– Не знаю, Граций. Смутные ощущения… У людей они имеют значение, а как объяснить их вам, если я не могу выразить их словами? Вы с Голосом одной породы… Просто это моя просьба, Граций…

Галакт ответил с величавой сердечностью:

– Я буду помогать Голосу, Эли.

5

Никто не знал, какие силы блокировали наши мыслящие машины, но силы эти, постепенно слабея, переставали быть непреодолимым заслоном. Меня лишь удивляло, что машины не просто отремонтированы, по формуле «не работала – заработала», а словно разбужены – они еще не вернули прежнюю скорость решений, они пока были вялыми. Эллон заверил, что все вернется, когда блокирующие силы совершенно исчезнут, а дело идет к тому.

– Эллон, ты описываешь МУМ так, словно они наглотались наркотиков, а сейчас выбираются из беспамятства.

– Что такое наркотики? Что-то специфически человеческое, да? Но что машины выбираются из беспамятства – точно. И когда полностью очнутся, вы сможете дать отставку вашему парящему в шаре любимцу.

– Тебе так ненавистен Голос, Эллон?

Вместо ответа он повернулся ко мне спиной. Человеческой вежливости демиургов в школе не обучают, а Эллон к тому же не забыл о том, что когда-то был подающим надежды разрушителем.

Разговор с Эллоном заставил меня призадуматься. В день, когда МУМ полностью войдут в строй, Голос будет не нужен – этого я отрицать не мог. Но неполадки с мыслящими машинами порождали недоверие к ним. Они слишком легко и слишком неожиданно разлаживались. На Земле никто бы не поверил, что такие надежные механизмы, как МУМ, способны отказать все разом. Способы экранирования МУМ разрабатывались не одно десятилетие и не одним десятком первоклассных инженеров. Экранирование должно было сохраняться в любых условиях. В Гибнущих мирах оно защищало плохо. Гарантию, что экранирование не сдаст и впредь, не сумел бы дать и сам Эллон.

Все эти соображения я высказал Олегу. Он пожал плечами: