Люди как боги

И я уже не отрывался от сцены, я вслушивался в глуховатый, страстный голос актрисы – в мире больше не существовало ничего другого. Здесь все было нереально: люди, их споры, бегство в космос, встречи – все, кроме игры. А играли они так, что нереальное становилось реальным, наивное – трагическим, немыслимое – неотвратимым.

Передо мною ходили, страдали, просили о помощи живые люди, не изображения, не объемные силуэты и фигурки, нет, такие же, как я сам, много более живые, чем я. Я мог бы, подойдя, дотронуться до них, я слышал шелест их платьев и пиджаков, ощущал запахи их духов и табака. Лиззи тянула ко мне руки, смотрела на меня, я не сомневался, что она видит меня, ждет моей помощи, и я уже приподнялся в кресле, готовый лететь на злосчастный белый карлик, так был настойчив ее молящий взгляд, так призывен ее слабый крик.

Нет, дело было не в совершенстве оптического обмана, сделавшего этих давно умерших людей настолько жизненными, что они стали реальнее жизни. Случись у меня на глазах встреча Агнессы и Аркадия, я бы равнодушно прошел мимо: мало ли встречается людей после разлуки, да и не стали бы они так разглагольствовать о своих муках, так всплескивать руками, так бросаться друг другу в объятия – их бы высмеяли за неумную несдержанность, я бы первый посмеялся. Но здесь, в моем кресле с его микроклиматом, я не смеялся, я дрожал, я стискивал кулаки, страдая чужим страданием, радуясь чужой радостью.

Уже после спектакля, принимая от робота одежду, я разговорился со старичком, моим соседом.

– Многое предки делали не хуже нашего. Театр у них достиг совершенства – вряд ли и сейчас можно придумать что-либо лучшее.

– Можно придумать иное, чем Гомер или Леонардо, в своем роде такое же совершенное, но не лучшее, – сказал он. – Шедевры искусства законченны. Именно поэтому они нетленны. Вы не будете жить в хижинах и дворцах времен Свифта и Пушкина, не будете есть их еду, ездить в их экипажах, носить их одежду, но то искусство, что восхищало их сердца, восхитит и ваше, молодой человек. Искусство непреходяще, новое не отменяет в нем прежние свершения, как в технике и в быту, но становится вровень с ними.

Спектакль так взбудоражил меня, что я долго не мог успокоиться. Пустая беготня по улицам стала раздражать. Проходя мимо комбината бытового обслуживания, я вспомнил, что после возвращения не менял пальто и костюма – они порядочно поизносились, да и фасоны их устарели.

Мне вынесли тридцать моделей одежды. В один из костюмов я вложил свой адрес, чтоб его направили на дом, а пальто надел. Оно было красивым, но не очень удобным: я всегда чувствую себя плохо в новом, пока его не разношу. Я был доволен, что покончил со старой одеждой, и жалел о ней.

Не пройдя и квартала, я вернулся. Дежурный автомат поинтересовался, чего я желаю.

– Ничего не желаю. То есть не желаю ничего нового. Возвратите мое старое пальто.

– Не нравится наша продукция? – равнодушно спросила машина. – Сообщите, что не удовлетворяет, сделаем по потребности.

– Все нравится. Великолепная продукция. Но я привык к старому пальто. Как бы вам сказать… сжился с ним.

– Понимаю. В последний год приверженность к новизне ослабела на четырнадцать процентов, приязнь к старым вещам повысилась на двадцать один процент. Нездоровая тенденция, надо с ней бороться, повышая качество. Стараемся. Слушаюсь. Получите старую одежду.

Я напялил возвращенное пальто и убежал. Ветер по-прежнему раскачивал деревья, на меня сыпались рыжие листья, они шуршали под ногами, я ворошил их, вдыхая густой запах прели.

Потом я сел на скамейку и спросил себя: чего мне надо?

Мне ничего не было нужно. Просто я не находил себе места.

Тогда, поколебавшись, я попросил Охранительницу соединить меня с Мери Глан. Мери появилась сейчас же, как я послал вызов.

Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и смотрела на меня иронически и настороженно.

– У вас много терпения, Эли. Я ожидала вызова раньше.

– Здравствуйте, Мери. Не понимаю, о чем вы.

– Значит, так, – сказала она. – Приближается праздник Первого снега. Ваш друг Павел Ромеро собирается отметить его угощением у костра. Все будет как в старину, точность обычаев он гарантирует. Я хочу, чтобы вы сопровождали меня. Вы согласны?

– Раз вы хотите, то да, конечно. В свою очередь – я приглашаю вас с Павлом, но не на праздник, а на испытание станции дальней галактической связи. Вам будет интересно.

– Вы приписываете другим свои желания, – возразила она. – У вас, кажется, друзья на всех звездах, а у меня там никого нет. Как и ваш друг Ромеро, я привязана к Земле, а для ориентировки на ней хватает Охранительницы. Сомневаюсь, чтоб мне было интересно.

Я сказал сухо:

– При такой общности земных интересов вы, пожалуй, больший друг Павлу, чем я. И раз вас не интересует галактическая связь…

– Общий сбор у Коровы. Доброго кувыркания в облаках! – сказала она и исчезла.

12

Это был последний большой праздник года, завершавший цикл: Зимний солнцеворот, Большое таяние снега, Первый дождь, Летний солнцеворот, Большая летняя гроза, Первый снег…