Люди, корабли, океаны. 6000-летняя авантюра мореплавания

Каждый стремился попасть в Калифорнию первым. Быстроходные клиперы стали пользоваться огромным спросом. За место на судне платили любую цену. Для судовладельцев настала пора стричь купоны. Позволить конкурентам обойти себя? Ни за что на свете! Скорость стала козырем в игре. И тем не менее рейс клипера от Нью-Йорка до золотой Калифорнии, вокруг исхлестанного ледяными бурями мыса Горн, длился до четырех месяцев.

Несколько десятилетий просуществовал также флот парусных судов, пускавшихся в авантюрное, полное опасностей плавание вокруг южной оконечности Америки, чтобы доставить из Чили селитру для европейских полей и пороховых заводов.

Мысль о том, что США лидируют в постройке парусников, не давала спокойно спать владельцам английских верфей, и они поручили своим инженерам ответственное задание: разобраться во всех деталях конструкции американских клиперов. Вскоре подобные суда были заложены и на британских верфях. Киль, шпангоуты и весь остальной набор были железными, обшивка — деревянная (композит). В результате такого сочетания новые парусники, прозванные «морскими скакунами», приобрели еще большую скорость. Впервые появилась возможность доставлять в Европу несравненные калифорнийские фрукты.

Не собирались плестись в хвосте и немецкие верфи. Георг В. Глаузен, работавший на Текленборг-верфи в Геестенмюнде, сконструировал самый большой для того времени парусник — Прейссен (Пруссия). Он имел 133,2 м в длину, 16,4 м в ширину и осадку в полном грузу 8,23 м. Водоизмещение его составляло 11 150 т, а площадь парусов 5560 м2. После восьми лет успешной морской службы этот парусник пал жертвой столкновения с английским пароходом, совершающим рейсы через Ла-Манш. Пароход рассчитывал пересечь курс Прейссен, но недооценил его скорости.

Длинного Джона «зашанхаили»

Ноябрьские шквалистые ветры проносятся над Ирландским морем — от Ньюпорта до причальных стенок Бристоля. Шторм завывает в такелаже стоящих на якоре судов.

В узких портовых переулках сырость пронизывает до костей, а туман еще гуще, чем обычно в это время года. Из полуоткрытой двери «Капитана Бренли» в нос прохожему ударяет сложный букет запахов грога, голландского табака и жареной рыбы.

В этом портовом кабачке, несмотря на ранний вечерний час, царит уже веселое оживление. Под аккомпанемент расстроенной гитары подвыпившие моряки, широко разбрасывая ноги, танцуют с легкими на знакомство портовыми красотками. Другие, обняв друг друга за плечи, горланят шанти. То в одном, то в другом углу зала слышатся обрывки разноязычной речи. Над керосиновой лампой плавает, слоится голубоватый табачный дым.

Хозяин, одноглазый крепыш с исполосованной старыми рубцами лысиной, как раз откупоривал новый боченок рома, когда в кабачок ввалились трое мужчин с жесткими, обветренными лицами. Старшему из них можно было дать все пятьдесят. Троица проследовала к грубоотесанному столу, за которым пировала компания молодых матросов. Нашлось место и для них.

Никто из захмелевших морячков и не подозревал, что за люди подсели к ним. А были это собственными персонами капитан, штурман и боцман с американского клипера, который на следующее утро должен был выходить в море с эмигрантами на борту, но до сих пор не имел укомплектованного экипажа. Явились они сюда вовсе не затем, чтобы разогнать скуку, хотя и старались всячески произвести именно такое впечатление. Неприметная матросская одежда, в которую они предусмотрительно вырядились, не вызывала ничьих подозрений.

После нескольких стаканчиков джина между обеими компаниями наладился контакт. Выяснилось, что веселые гуляки, соседи по столу — норвежцы и шведы, завербовавшиеся на английский китобоец. Через два дня он должен был уйти на два года на промысел в антарктические воды. У моряков были все основания к тому, чтобы еще раз «на полную катушку» вкусить радостей портовой жизни!

«Китобоец все-таки во сто раз лучше клипера», — пробормотал рыжеволосый, называвший себя Длинным Джоном, показав пальцем на длинный шрам, протянувшийся через его затылок до самого уха, и на плохом английском продолжал: «Память от боцмана с Флаинг Клоуд. Черт бы их всех побрал! Чтобы этому проклятому горшку отправиться в свой последний рейс на дно! Выпьем за это! Эй, рому, хозяин!». Трое с клипера переглянулись и перевели разговор на другую тему.

На следующее утро «американец» снялся с якоря в восемь утра, даже не дождавшись нескольких пассажиров: грех было не воспользоваться попутным бризом. В канатном ящике на бухтах тросов и кусках парусины лежали четверо связанных молодых матросов и среди них — страшно ругающийся рыжеволосый. Остальные еще не проспались. Ночью их зашанхаили[30], выманив на улицу под предлогом пойти разыскать другое заведение, где якобы мулатка бесподобно исполняет танец живота.