Люди Крови

Костлявая рука престарелого метрдотеля вцепляется в мой локоть, и меня ведут к столику в слабо освещенной нише.

– Вы, как всегда, выглядите таким молодым! -льстиво замечает Макс. Он вручает мне меню, которым я не воспользуюсь, и зажигает маленькую свечку, которая мне тоже не нужна. – Хотел бы я знать, в чем ваш секрет!

Я улыбаюсь в ответ и даю Максу двадцатидолларовую бумажку, которой он от меня и ждет.

– Напомните шефу, какой бифштекс я предпочитаю, – говорю я.

Хочется, чтобы он поскорее ушел. От него, как от всех стариков, пахнет мочой и плохим табаком.

– Вас обслужит Мария. Просто закажите. Я позабочусь, чтобы шеф сам проследил за вашим заказом. И он убегает успокаивать заждавшуюся очередь.

Посетители едят мясо. Его ароматом пропитано все вокруг. Я мог бы с закрытыми глазами определить, за каким столиком заказали свинину, за каким – телятину или говядину, и, главное, кому подали мясо с кровью. Мария, пожалуй, слишком молода, чтобы работать официанткой. Это пухленькая девушка с широкими бедрами и чистыми голубыми глазами. У нее месячные. От этого запаха у меня текут слюнки. Прежде чем заговорить, я вынужден сглотнуть.

– Бифштекс в двадцать четыре унции, с кровью. Скажите шефу, что это для мистера де ла Сангре. Он знает, какой я люблю…

Она пристально смотрит мне в глаза, спрашивает, не желаю ли я чего-нибудь еще: салат, картофель… Я отрицательно качаю головой. Она все смотрит. Сам виноват. Отец не раз посмеивался над моим тщеславием. Как и все наши я выше большинства обычных мужчин. Одежда не скрывает развитой мускулатуры, особенно на плечах и шее. Но если лицо моего отца кажется резким – длинный острый нос, тонкие, злые губы, – то мои черты мягче и больше соответствуют среднеамериканскому типу внешности.

– Ваши глаза… – говорит девушка. Я поощрительно улыбаюсь ей.

– Никогда не видела таких зеленых глаз… Как изумруды!

– Это у нас фамильное, – объясняю я.

И это правда. Мы многое можем произвольно менять в своей внешности, но никто из нашей породы не властен скрыть цвет глаз. В прежние времена нас по глазам и обнаруживали. Теперь, к счастью, люди утеряли это знание. Мария все медлит у столика:

– Если в вашей семье все такие, как вы… – воркует она. Потом вдруг вспыхивает и опрометью бежит на кухню за моим заказом.

Не могу удержаться от улыбки. Так и слышу, как отец говорит:

– Все твое проклятое э г о! Стремление привлечь к себе внимание- Отцу не понять. Он слишком давно живет на свете. Для него люди с любой внешностью одинаково неприятны.

– С таким же успехом можно любоваться крупным рогатым скотом! – замечал он, когда мне случалось заикнуться о человеческой красоте. Но я молод. Мои вкусы формировало кино, а потом телевидение. Для того, кто вырос в мире, где встречают по одежке, вполне естественно стремиться к совершенствованию своей внешности. Отец особенно веселился, когда, посмотрев «Спартак» с Керком Дугласом в главной роли, я решил обзавестись ямочкой на подбородке. Для существа, способного меняться по собственной воле, ямочка – минутное дело. Собственно говоря, как и любая другая трансформация. То, что видит Мария, суетясь около моего столика, – всего лишь образы киногероев, накопившиеся во мне за годы.

Бифштекс кажется мне почти холодным. Но он благоухает, сочится кровью. Я с трудом заставляю себя отрезать по кусочку и есть помедленнее. И все равно доедаю раньше, чем Мария возвращается к моему столику. Она удивленно смотрит на пустую тарелку, приподнимает бровь:

– Все в порядке?

Я киваю и заказываю черный кофе. Она улыбается мне, медлит, словно хочет что-то сказать, потом краснеет и убегает прочь. Без сомнения, эта девочка – легкая добыча, но мой желудок полон и все, чего мне хочется, – это развалиться в кресле и наслаждаться теплом и сытостью. Когда она возвращается, я сижу прикрыв глаза. Мысли мои очень далеко. Я ощущаю запах кофе и чего-то еще. Испарина и сексуальное возбуждение – вот чем теперь от нее пахнет. Я знаю, что предложит мне девушка, до того как она успевает открыть рот. Она протягивает мне чек и второй листок бумаги.

– Мой номер телефона, – говорит Мария. -Обычно я заканчиваю в одиннадцать. Живу недалеко, так что в полночь, самое позднее, уже бываю дома, – она смущенно улыбается. – Я живу одна. Не бойтесь звонить поздно.

Я улыбаюсь ей в ответ, аккуратно складываю листок и кладу его в карман.

– Меня зовут Питер, – говорю я.

Сегодня не самый удачный день, чтобы продолжить знакомство с ней. Но через недельку-другую, пока она еще не успеет меня забыть…

– Я сейчас очень занят, – объясняю я, глядя ей прямо в глаза, – но как только освобожусь, непременно позвоню.

Оплачивая счет, я на секунду касаюсь ее руки. Это искушение. С трудом останавливаю себя, запрещаю себе строить планы. Слишком опасно. И потом, как говорит отец, нет ничего хорошего, что со временем не стало бы еще лучше.