Люди легенд

Комбриг Васильев и здесь не терялся. Он всех заражал неиссякаемым оптимизмом и верой в благополучный исход дела. Правда, мы с тревогой замечали резкие перемены в состоянии его здоровья, хотя он тщательно от нас это скрывал. Уйдя в лес, подальше от глаз, Николай Григорьевич все чаще подносил ко рту кулак и долго надсадно откашливался. В голосе появилась хрипота, высокий лоб покрывался испариной. И тут мы вспомнили то, что говорила нам когда-то Лидия Семеновна Радевич, партизанский врач:

— Берегите Васильева. Это духом он несгибаем, а здоровье неважное. У него плохие легкие, хрупкие. Того и гляди не выдержат. Следите за ним.

Но как было уследить за комбригом, если он все самое тяжелое брал на свои плечи, делил с партизанами последний сухарь хлеба, спал с ними под одной плащ–палаткой, старался ничем не выделяться от других. Да и трудно было в этой обстановке чем-либо помочь ему.

— Ничего не остается делать, как выбираться к своим, — после долгих раздумий сказал комбриг. — Другого выхода не вижу.

Решение было общим. Месяц мучительных скитаний измотал людей. Надо было вернуть им силы.

В ночь на 21 сентября недалеко от местечка Княжий Клин основная часть партизан во главе с комбригом Васильевым пересекла линию фронта. Через несколько дней вышли в советский тыл и остальные. Цель выхода была одна: переформироваться, одеться, вооружиться — и снова в свои родные партизанские леса.

Комбриг сразу же вылетел в Валдай. Вслед за ним туда же отправился Орлов. Партизаны остались отдыхать в деревне Морево Молвотицкого района — на пункте формирования новых партизанских подразделений.

Вскоре после прибытия в Валдай Николай Григорьевич поспешил утешить жену, написал ей, как обычно, немногословное, но бодрое письмо:

«Здравствуй, Нина!

Сообщаю тебе о том, что я жив и здоров.

За последние два месяца мною и моими товарищами много пережито и вряд ли может повториться в жизни… Только русский народ в борьбе за Родину–мать в состоянии драться и переносить такие тяжести и нечеловеческие лишения. Мы дрались с фашистскими гадами до последнего патрона, до последнего вздоха, но мы вышли победителями.

Я отдыхаю вместе с товарищами. Как только встану на ноги и окрепну, приеду к тебе. Прошу тебя, мать и отца не волноваться за состояние моего здоровья. Ничего страшного не произошло, — несколько недель находились в тяжелых условиях, но фашистов били без устали. Немного истощал и простудился, как только поднимусь, окрепну, так скоро буду у тебя.

Температура у меня нормальная, потихоньку начинаю ходить, ноги окрепли. Еще раз прошу тебя, мать и отца не беспокоиться за мое здоровье, силы восстановлю быстро.

Скоро настанет час, когда мы будем вместе.

Твое письмо получил. Спасибо.

Ну вот, кажется, все. Ждите! Скоро буду в Оричах.

Целую. Коля.

10.10–42 г.»

Так думал и мечтал Васильев. Так хотелось думать и мечтать всем нам, любящим комбрига. Но судьба распорядилась по–иному.

* * *

Мы, партизаны, были тогда убеждены, что Николай Григорьевич заявит о своей болезни и останется в советском тылу до выздоровления. К сожалению, этого не произошло.

В Валдайской опергруппе комбрига встретили неприветливо. К тому времени состав группы сильно изменился. Полковой комиссар А. Н. Асмолов выбыл на другой фронт. К руководству пришли новые люди. Были здесь и представители Ленинградского штаба. Некоторые из них плохо понимали обстановку, сложившуюся в Партизанском крае, недостаточно знали Н. Г. Васильева — его высокий патриотизм, беззаветную преданность, исключительную честность. Им было досадно, что перестал существовать Партизанский край, который обычно украшал боевые донесения и отчеты. А то, что край уже сыграл свою огромную положительную роль, что в сложившейся обстановке Васильев принял единственно разумное решение, в расчет не принималось.

Как рассказывают очевидцы, кто-то из штабных работников, беседуя с комбригом, допустил бестактность, проявил к нему недоверие.