Люди любят

Женька болтала с ребятами, а Лёка просто стояла рядом и молчала. Никто на нее не обращал внимания. Впрочем, как обычно. Лёка была рада, что парень так расположен к Женьке, но почему-то ей стало грустно от того, что вот он, стоит совсем рядом, знает ее изнутри как облупленную, но ведет себя так, как будто с ней не знаком.

Придя домой, Лёка боязливо сунулась в комнату – мама, конечно же, не спала. Расспросила в деталях, где, с кем, что делала. Лёка по привычке предоставила детальный отчет – без этого мама бы настолько растревожилась, что не уснула бы, и на утро у нее опять болела бы голова. А Лёка просто не выносила, когда у мамы что-то болело. Особенно, из-за нерадивой дочки.

На следующий день Лёка не могла повернуть головы – шею заклинило. Мама все суетилась вокруг, пыталась придумать какие-то компрессы и примочки, собиралась записывать Лёку к доктору, но та всеми силами отбивалась, пока за ней вдруг не пришла Женька.

– Идем на репетицию! – торжественно объявила она. – Я собрала еще девчонок. Там у ребят свой гараж, прикинь!

Лёка недоуменно заморгала. Как-то тревожно было идти в гараж к незнакомым парням. К тому же, они были гораздо старше – почти на пять лет. А этих рокеров в фильмах показывают достаточно красноречиво. Наркотики, рок-н-ролл и этот, ну как его, ну… От мыслей о последнем пункте Лёка зарделась. Не готова она была еще вступать во взрослую жизнь. Даже в своем воображении.

Но пойти все-таки решилась – все равно с такой большой компании ее никто не заметит.

Ребята, самодовольно улыбаясь, пропустили стайку девчонок в свой гараж. Лёка заходила последней – она все еще подумывала сбежать.

Освещенная желтоватым светом одинокой лампочки, обитель музыкантов выглядела на первый взгляд именно так, как и должна была выглядеть по Лёкиному мнению – неряшливо и своенравно. Просиженный диван с разномастными пятнами и пропалинами от сигарет, цветастый ковер на полу, усыпанный стружками от барабанных палочек и пеплом, на голых кирпичных стенах плакаты «Nirvana», «Sum 41», «Blink 182» и нарисованные красной краской знаки анархии – все это было рассредоточено по периметру захудалыми декорациями. В центре же стояли инструменты. Сверкающая тарелками барабанная установка, лакированные, отдающие каким-то совершенно съедобным, леденцовым, блеском гитары, уйма колонок, проводов, стойки для микрофонов, разбросанные медиаторы и листы бумаги с перечеркнутыми текстами и пометками аккордов.

Лёке показалось, что она сейчас заплачет от того, как ей красиво. Она хлопала глазами и, пока девчонки во всю знакомились с парнями, держалась поодаль и с нарастающим внутренним нетерпением смотрела на струны, массивную бочку и перфорации головки микрофона. Ей неминуемо хотелось слышать.

К ее великому счастью, Лёке досталось место в самом темном уголке. Ребята, насладившись вниманием девчонок, начали играть. Первым вступил барабанщик, его, кажется, звали Костей. Было совсем непонятным, как он успевает дотягиваться до всех педалей, бить по всем тарелками еще и зрелищно вертеть палочками в воздухе перед каким-нибудь особенно важным акцентом. Многоногий, многорукий, как дедушка Камадзи, Костя успевал сделать сотню хаотичных движений в минуту, обращая их в жаркую, разгоняющую сердце, мелодию.

Потом вступил Женькин гитарист – тонко и ярко, как первая скрипка, за ним загудела бас-гитара светленького, чуть отрешенного с виду паренька, обрамляя композицию в жесткие рамки, и только через несколько секунд, заполняя все пустоты и придавая всему насыщенность и вес, в строй ворвалась ритм-гитара угрюмого небритого парня, почему-то казавшегося Лёке самым дружелюбным из всех.

Создавалась музыка. Лёка видела подобное впервые. Она вцепилась в край дивана, подалась вперед, стараясь уловить каждое малейшие движение, от которого гараж все полнился и полнился новыми звуками.

Еще до конца репетиции Лёка сбежала – нужно было торопиться домой, чтобы мама не разволновалась. Лёка шла быстро, прижав ручонки к груди, она очень боялась случайно споткнуться и расплескать тот восторг, который она уносила с собой. Лёке казалось, что она теперь никогда не сможет смотреть на людей по-прежнему. Она вглядывалась в лица прохожих и мысленно вопрошала их «Может, и ты тоже?! Ты тоже можешь делать что-то такое?!»

Лёка не сразу услышала, как бренчит ее телефон и трубку взяла тоже не сразу.

– Оля, блин, ты где?

Звонила Женька. На фоне хихикали девчонки, раздавались голоса парней.

– Что не так? – испуганно спросила Лёка и зачем-то на самом деле посмотрела на свои руки, словно ее могли уличить в краже.

– С чего ты взяла, что что-то не так?

– Ну, ты мне звонишь, хотя у вас там весело. Значит, я что-то сделала. Что-то не так.

– А если мне весело это значит, что я не могу вспомнить о тебе и заметить твое отсутствие?

– Э-м, – Лёка вообще запуталась. Ей почему-то становилось мучительно стыдно. – Извини.

– Оля блин!

– Да что? Прости, ну прости, Жень, пожалуйста, мне домой надо, мама же, уже темнеет почти, извини…