Люди любят

Настроение ужасно испортилось. «Ну, ясное же дело, что я не могла ему понравиться» – бормотала себе под нос Лёка. «Тогда зачем. Зачем он пришёл, что он хочет?!»

Еще и папа опять не отвечает… Он пропал когда Лёке не было и года, а потом вдруг вынырнул, решил познакомиться с дочерью. Они обменялись номерами, он пару раз звал ее в гости, к новой семье, а потом вот началось вот это. Тотальный игнор. Пустота. Впрочем, как и всю предыдущую Лёкину жизнь, но она уже успела понадеяться. Главной мечтой Лёки сделалось получить золотую медаль в одиннадцатом классе, позвать папу на выпускной – мама там ясное дело и так будет – и сделать хоть одну фотографию. Чтобы все трое, все как будто бы даже рады, все как будто немного даже семья. От ощущения, что мечта ее безвозвратно от нее ускользает, Лёка вдруг горько заплакала. Еще и мальчики эти… Господи, ну что скажет мама, когда узнает, как перед ней оправдаться…

Лёка забилась в уголок, укрылась пледом и, вся в слезах, уснула.

Проснулась от чье-то храпа. Спросонья и с опухших глаз долго не могла понять, где она и что с ней, а потом вдруг осознала, что лежит поперек кровати рядом с Юрой и руки ее обвиты вокруг его плеча. За ним лежала Женька, а за ней Вадим. Он то и похрапывал.

– Оль, не спишь? – шепнул Юра. – Не пугайся. Ты уснула, но так и плакала во сне. Я успокоить тебя хотел, а ты просила не уходить. А эти вот придурки тоже рядом вот спать улеглись… Но так даже веселее как-то. Оль, ты мне сказала «хоть ты» не уходи. Это ты про кого так?

– Про папу. – Почему-то моментально призналась Лёка. – Он меня совсем не любит.

– Ну и дурак.

Лёка улыбнулась.

– Мне очень понравилось, как ты нас слушала. И на концерте я тебя видел, в толпе. Сразу как-то зацепила, я аж на соляке сбился.

Лёка затаилась, напряглась.

– Тебе четырнадцать еще, да?

– Угу. Через два месяца пятнадцать.

– А мне восемнадцать уже. Кажется, что огромная разница, да?

Лёка убрала свои руки от Юриной руки, но не отодвинулась.

– Ты меня не бойся, ладно? Я ничего такого не удумал. Пойдем, может, погуляем? Когда скажешь. Я, правда, днем работаю почти всегда. Но вечером, часов там до девяти или когда тебе нужно быть дома, можем встретиться.

– Юр. Я не интересная совсем, и глупая.

– Не знаю. Я тогда, получается, тоже. Потому что говорить мне с тобой ну очень нравилось. А когда увидел, так вообще… Не поверишь, смотрю на тебя, и обнимать хочется. Защитить как-то что ли… Ты прости, что я сразу так, по-честному. Засыпаешь? Можно я тебя обниму?

Лёка немножко подумала и сама придвинулась ближе.

Проснувшись по будильнику, потому что в девять уже нужно быть дома, Лёка быстро почистила зубы и, никого не разбудив, вышла из Женькиного дома.

Хотелось почему-то прийти домой и громко, как глашатай на площади, заявить:

– Мама, а я всю ночь спала с мальчиком! Даже с двумя!

Лёка внутренне хихикала от этих мыслей, но маме, конечно же, ничего не рассказала. Кинула телефон на кровать, убежала в душ. Когда вышла, застала маму в привычной драматичной Ахматовской позе – профиль, взгляд преданного всем миром человека, стиснутые губы.

– Кто такой Юра, почему он записан у тебя как Юра с тремя скобочками, почему он желает тебе доброго утра. Отвечай.

Лёка почувствовала себя как космонавт в открытом космосе – одно неверное движение, один неверный жест – разгерметизация и смерть.

– Мам, это…

– Это парень, очевидно. Тебя, Женя, вероятно с ним познакомила? Отвечай.

– Он мне нравится, кажется…

– Возраст, чем занимается.

– Восемнадцать, играет на гитаре.

– И ты понимаешь, что таким парням нужно от девушек? Ольга, я думала, что ты серьезный человек, и я могу тебе полностью доверять…

– Хорошо, мам, дай телефон.

Глашатай, растеряв весь былой энтузиазм, полез на эшафот. Лёка набрала сообщение, показала его маме и, после одобрительного кивка, отправила. Мама потерла виски, выдохнула, начала готовить завтрак.

Лёка приготовилась плакать, ощущая, что у нее опять отнимают то, чего у нее никогда не было, но на смску «Юр, извини, но ты гораздо старше, и я не думаю, что нам разумно продолжать общение» вдруг пришёл ответ: «Когда я могу приехать и поговорить с твоей мамой?».

Мама протянула руку к телефону, но Лёка медлила. Мама удивленно вскинула бровь. Лёка медлила. Мама прочистила горло. Лёка медлила. Мама со вздохом быстро осела на стул и прижала ладонь ко лбу. Лёка кинулась к ней обнимать, просить прощения, показывать все нутро своего телефона и своей души.

Юра приехал после обеда. С цветами для мамы, очень красивый в черной рубашке, ухоженный, строгий. Они с мамой долго говорили на кухне, а потом мама вышла и величественно дала Лёке добро на общение с таким милым мальчиком. По часу в день. В светлое время суток.

– Оль, ты не обижайся, что я это скажу, – Юра шел рядом. Им было позволено прогуляться до парка. – Но как только тебе исполнится восемнадцать, я тебя заберу, и мы отсюда уедем.

Непрошенная весна

Вонь стояла страшная. Прокисший гороховый суп, однушка, в которой живут сорок котов, блевота алкоголика, не мытый несколько десятилетий бомж.