Люди, лодки, море Александра Покровского

Э. А., здравствуйте. Изучил вашего «Маринеско». Сценарий хороший. По динамике можно предложить следующее. Немецкую часть пустить на немецком языке. Одновременно сжать диалоги. Добавьте атак. Надо совместить атаки немца и Маринеско, все время переходя от одного к другому. Напряжение должно расти от кадра к кадру, что можно достичь уменьшением времени на каждый эпизод. В конце этой совмещенной атаки, например, немец командует: «Пли!» – следует взрыв, а уже Маринеско докладывают, что торпеды попали в цель.

Диалоги с самим Маринеско требуют корректуры. Они жестче, проще. Командир никогда не заигрывает с командой. Да, они одна семья, но на командира всегда смотрят снизу вверх. Он как Бог. Он принимает единственно правильное решение при экстремальной ситуации. Маринеско пьяница. Но. Командир пьет, чтобы снять напряжение, а оно не снимается, и он не пьянеет. Пьет водку как воду. И это так. Подводники пьют, но не пьянеют. Сердце остановиться может, но ум трезвый. Про Маринеско-бабника я уже писал. Добавлю. Настоящие бабники, а он именно такой, молчаливы. Никогда не обсуждается предмет очередной страсти ни с кем. Даже с лучшим другом. Табу. Запрещено. Все знают и молчат. Команда понимает его с полуслова. Она, как собака, знает, чего хочет хозяин.

С тем комдивом было такое: после удачной атаки, при встрече на пирсе Маринеско крикнул своим: «Качать комдива!» – и они качнули: подбросили три раза, поймали два. Вроде случайно. Комдив упал на пирс и сказал: «Сам бандит, и команда у тебя бандиты!» – но Маринеско ничего не было.

После очередного утопления транспорта он пришел и на три дня лег на дно. Приехали награждать: «Где Маринеско?» – «А вот!» – под водой видна лодка. И еще для того, чтобы держать в напряжении, добавьте страшилок. Сны на лодке не только радужные из детства. От избытка углекислоты они цветные. Человек засыпает быстро (углекислый газ – снотворное), но просыпается, даже если не от кошмара, очень плохо: его мотает из стороны в сторону, он не может прийти в себя. Если кошмар – немедленно садится вертикально. Весь в поту. Например, такой кошмар: к нему подбирается старуха, смотрит снизу, как кошка, в глаза, потом начинает щупать так, как щупают курицу – жирна ли. А он не в силах пошевелиться, он кричит, рот открывается, а звук не идет… Наконец, пробуждение – его теребит вахтенный: «Товарищ командир! Товарищ командир!»

Командир в походе почти никогда не спит. У него могут быть галлюцинации наяву. Почему не показать это?

***

Еще по Маринеско. Там есть эпизод, где он вроде советуется со штурманом, влезать в базу за «Густовым» или не влезать. Командир ни с кем не советуется. Он принимает решение сразу и навсегда. Иначе он не был бы командиром. Маринеско очень хорошо себя чувствовал в стрессовой ситуации: пожары, взрывы, погони, торпеды. Это его. Он в этом купается. Он во время атаки петь будет. Поэтому для остальных членов экипажа он Бог. Какие они могут ему дать советы, когда он на одном чутье идет? Это как вожак волчьей стаи. Пусть другой волк ему что-нибудь посоветует – так в ответ получит, не обрадуется. Потому что во время торпедной стрельбы он, перископ, лодка и торпеда составляют одно целое. Это не торпеда попадает в цель – это он влетает в борт корабля, рвет его внутренности, урчит, рычит, отрывает дымящиеся куски.

Отсюда и береговая жизнь Маринеско – ему не хватает приключений. И еще – он артистичен. И не только потому, что из Одессы (кстати, уберите из текста то, что он хохол. Таким, как Маринеско, чхать на национальность. Он об этом даже не думает). Он артистичен, потому что ему этой береговой жизни мало. Он много читает. Подводники вообще много читают. Это чтоб не свихнуться.

По немцам. Можно добавить такой эпизод: лодка после удачной атаки всплывает рядом с тонущим транспортом. Немцы вылезают наверх, лениво курят, фотографируют тонущих людей. Тут появляется кто-то с автоматом и устраивает стрельбу по живым мишеням, азартно, с выкриками. Наверх поднимается командир и прекращает все одним движением, все вниз, срочное погружение, а старпому говорит: «Наказать!» – и называется фамилия того стрелка. Старпом смотрит недоуменно. Командир: «Списать на берег. На восточный фронт. Ему хочется пострелять!» – успокаивается и говорит: «Пойми! Это не добавляет нам чести!»

Для немецких подводников слово «честь» было не простым звуком. Немецкий подводник – беспощадная машина, но временами что-то включалось, к удивлению окружающих, и тогда – рыцари, кресты, честь.

***

По «Курску» много всего сказано. На нем столько людей заработало денег, и не только денег, что просто удивительно. Именно поэтому я не люблю высказываться. Конечно, эту трагедию надо делить на две части: взрыв и спасательная операция. По причинам взрыва было столько вранья, что есть ли смысл его опровергать? А сколько людей книги написали! Вот и Черкашин сподобился. Мне не понравилось, что он пытался на американцев все свалить, и я эту книгу читать не стал. Уж больно от нее госзаказом попахивает.