Но Вольфганг видел: Шелия предпочитает поддерживать связи с теми германскими дворянами, которые совсем не в восторге от гитлеровского режима.
И такой человек, как Шелия, стал, не зная этого, ценным источником информации для Вольфганга с первых дней своего знакомства с ним.
Ранним мартовским утром тридцать шестого года Вольфганг, как обычно, зашел в служебный кабинет фон Шелия.
— Какие новости?
Взъерошенный фон Шелия был явно не в духе:
— Этот истерик фюрер сходит с ума… Через двадцать четыре часа он пошлет войска в Рейнскую область. Правда, командование частей еще не получило приказ, но мне-то он известен…
Послушав еще минут сорок, как фон Шелия ругает гитлеровское правительство и нацистскую партию, которые затевают такую опасную игру, Вольфганг вспомнил об одном якобы неотложном деле и стал прощаться. Нужно было срочно сообщить в Москву о планах Гитлера…
— У нас нет территориальных притязаний в Европе. Мы точно знаем, что европейскую напряженность нельзя разрешить путем войны, — заявил Гитлер 7 марта на заседании рейхстага. Но в тот же день на заре гитлеровские войска осуществили оккупацию демилитаризованной Рейнской области.
Увидев, как легко удалась ему эта операция, фюрер торжествовал. Его аппетит к захвату новых земель разгорелся еще сильнее.
Хорошо понимая, какую пользу Советскому Союзу могут принести сведения, полученные от Шелия, Вольфганг поставил перед собой задачу добиться того, чтобы дипломат помогал ему в борьбе с нацистами.
В Варшаве фон Шелия жил с женой и двумя дочерьми. Любил театр, охоту и певичек. Рассчитывал со временем стать наследником имения своих родителей. Его состояние исчислялось бы тогда почти в полмиллиона марок. Но с точки зрения Шелия, постоянно стремившегося не отстать от уровня жизни высшего дворянства, такое состояние было недостаточным. Рудольф фон Шелия постоянно нуждался в наличных деньгах.
Вот почему, продав в начале тридцать седьмого года принадлежавший ему в Вене доходный дом за 350 тысяч шиллингов, Шелия перевел в Берлин для отвода глаз германской финансовой инспекции лишь 150 тысяч шиллингов, а остальные 200 тысяч шиллингов припрятал, чтобы положить их в надежный банк за границей. Вспомнив о том, что Шелия скрывает эту свою негоцию от всех сослуживцев и в то же время рассказал о ней ему, Вольфганг усмехнулся. Он был доволен: Шелия доверял ему больше, чем своему другу-послу.
Еще совсем недавно фон Шелия говорил Вольфгангу у себя на квартире, что охотно бросил бы дипломатическую службу, если бы появилась возможность перейти на другое, лучше оплачиваемое амплуа. Рассказав о том, что сестра его жены выходит замуж за второго сына владельца крупповских заводов в Австрии, Шелия всерьез советовался с Вольфгангом о том, не перейти ли ему служить к Круппу, который по старому знакомству обеспечит ему прекрасное положение. Пришлось довольно долго уговаривать гитлеровского дипломата не делать этого.
Вольфганг хорошо понимал, что у фон Шелия острый взгляд и тонкий нюх. Не зря в припадке откровенности дипломат сам любил сравнивать себя с лисой. И это были не просто слова. Вольфганг видел, что в борьбе со своими противниками Шелия беспощаден. В этой борьбе для Шелия все средства были хороши. Он использовал и интриги, и деньги, и притворство.
Чем больше думал Вольфганг над тем, как подступиться к Шелия, тем отчетливее понимал всю трудность этой задачи. И все же шансы были.
Предположить, что Шелия согласится сообщать секреты посольства, а следовательно, и известные ему тайны политики гитлеровской Германии, позволяло прежде всего недовольство Шелия фашистским режимом, а также его ненасытная жажда денег. Надо было решаться. После долгого разговора с Вольфгангом фон Шелия согласился за вознаграждение передавать ему информацию.
О результатах этой беседы с Шелия разведчик рассказал Ильзе Штёбе.
2.
Немецкая журналистка Ильзе Штёбе пользовалась большим доверием и уважением в немецкой колонии в Варшаве. Впрочем, трудно было относиться иначе к этой молодой, обаятельной и умной женщине, которая как-то удивительно умела расположить к себе людей. И, даже будучи назначенной референтом местного фюрера по вопросам культуры, чтобы воспитывать немецких женщин в Варшаве в духе национал-социализма, она, как судачили жены немецких чиновников, не в пример своим предшественницам, осталась такой же милой и любезной…
Еще до приезда Ильзе Штёбе в Варшаву местный фюрер читал заметку, опубликованную о ней в пражской газете: