Люди на болоте. Дыхание грозы

который не знал бы, что Маслак - жив и здоров, объявился снова и что в

любой удобный момент может оказаться лицом к лицу. Знали в Куренях, что

Маслак опять не один, а с бандой, о силе которой ходили самые разноречивые

слухи. Одни говорили, что в,ней полтора десятка, другие - что более сотни

бандитов. В том, что Маслак и в самом деле объявился, почти никто не

сомневался, - уж очень хорошо помнили его по недавним временам, когда его

тоже не все видели, но все чувствовали. К тому же теперь называли деревни,

возле которых он был, и людей, которые натыкались на него, причем

описывали до мелочей обстоятельства этих встреч.

Задолго до обеда слух этот с Сорокой возвратился опять в Глушакову хату.

- Жив, - с удивлением, загадочно сказала Сорока. - Не берет ни болезнь,

ни загуба! Не сломала ему даже зуба!

Глушак просипел безразлично:

- Про что это ты?

- Век не угадать, не зная!

- Тьфу! - Глушак даже обиделся: - Нашла с кем шутки шутить! Я тебе не

мальчишка, чтоб в прятки играть!

- Век не угадал бы! Если б и хотел!

- Угадал бы или не угадал, а не для меня эта глупость!

- Глупость! Это он - глупость! - Сорока таинственно, важно помолчала. -

Маслак!

- Что?!

У Глушака глаза полезли на лоб, так удивился человек.

Перекрестился от страха. Не поверил.

- Т-ты что плетешь?

- Вот как перед богом! - поклялась Сорока.

- Брешешь?

- Правда святая!

Глушак аж присел на диван, так растерялся. Пожалел от души:

- Выкрутился, душегуб! - Бросив острый взгляд на Сороку, подумал, что

скоро полдеревни будет знать, как он удивился и испугался. Зло упрекнул: -

Чего же звонишь так, голова! Еще шуточки строит!

- А тебе чего бояться? - льстиво успокоила Сорока.- Ты чем-нибудь перед

ним виноват?

- А то нет? Не клял его, гада?.. Да если б и не виноват был, разве он

спрашивать станет, виноват или не виноват?

- Спрашивать не будет. Сам знает, какой Гнат виноват!

Слышал, говорят, о Миканорчике и других, наказывал, чтоб ждали! Вот

Грибок, наверно, дрожит! О, Маслак этот если сказал, что придет, то пусть

хоть земля провалится, а он - объявится!

- Снова рыскать станет под окнами, душегуб! - Глушак спохватился,

тревожно осмотрелся. - Надо же такую хворобу на нашу голову!

- И не говори, - поддержала Сорока, Испортилось настроение у Глушака,

так испортилось, что не мог с собой совладать, недовольно упрекнул Сороку:

- Вот же, приперла новость! Как покойника привелокла!..

Хмурый, недовольный и простился, даже не угостил чем-нибудь! По всему

видно было: выбила из колеи, встревожила человека!

Только когда Сорока ушла, Глушак дал волю радости, восхитился Евхимом.

"Молодец, одним словом - молодец! Батьково племя!.." Затеплилась радостная

надежда? "Теперь, может, остынут землеустроители!"

С таким настроением веселее было возиться в гумне, на дворе. Тревога,

правда, не исчезала: не мог не видеть, что все впереди еще тонет в

неопределенности, что неизвестно еще, как обернется дело. Внутри тревожно

ныло. Но хотя покоя и не было, не было и прежней беспомощности. Жила,

бодрил а душу просвет-надежда: узнав о Маслаке, может, не осмелятся,

побоятся на рожон лезть. Может, и рябой обвянет, передумает: никому ведь

неохота рисковать головой. А не одумается он, так другие будут

остерегаться, все равно ему одному развернуться будет непросто... И все же

тревога бередила душу. Хотелось действовать, сделать что-то такое, чтобы

угроза беды миновала, исчезла.

Услышал, как стучит за гумнами цеп на току у Зайчика, подался туда.

Молотил сам Зайчик: под латаной рубашкой ходили худые подвижные лопатки,

било цепа, поблескивая, то легко вскидывалось, то ложилось на снопы.

Глушак хорьими, острыми глазками окинул почти пустые стены, отметил на

всякий случай: кончает обмолот. Мигом вспомнил, сколько Зайчик свез возов,

подумал: больше чем до рождества на своем ему не продержаться!..

- Помогай бог, - просипел он, улучив минуту тишины.

Зайчик опустил цеп, оглянулся.

- И вам того же! - Он повесил цеп на сучок сохи, почесал спину, сел у

стены. - Помогает он, лихо его возьми, невпопад. Нет того, чтоб рожью

помочь, так он только и знает одно - детей прибавляет...

Глушак перекрестился, упрекнул старика:

- Грех говорить такое!

- А если ж правда?

У Зайчика была, как говорили, полная хата детей, сам Зайчик, если его

спрашивали, сколько их у него, шутил, что никак сосчитать не может:

"Считал, считал, да и сбился, - одни на свет появляются, других бог

прибирает". Глушак и в самом деле не знал, сколько у Зайчика детей: не то

восемь, не то девять; четверо или пятеро на кладбище...

- Слышно, жена опять скоро рассыплется? - сказал Глушак, давно

приметивший, что Зайчиха беременна.

- Скоро. Да как бы, черта лысого, сразу двумя не выстрелила! Что-то уж

очень толстая, как Денисова колода!

- Двумя так двумя. Не из хаты, а в хату. Прибыль! - попробовал пошутить

Глушак.

- Прибыль! Это такая прибыль, что все - дай да дай!

С этой прибылью - бери торбу и иди побирайся! - Почесался снова,

упрекнул: - Нет того, чтоб хлебом уродить, так подкинул еще одного!..

Слеповат он на старости, наверное, - не видит, что делает!..

Глушак строго покачал головой: