Люди на болоте. Дыхание грозы

- Вас мама зовет...

Чернушка потрогал хомут, неохотно зашагал к крыльцу.

В хате было несколько женщин, девушки, Ганнины дружки и подруги.

Женщины хлопотали вместе с мачехой возле печи, возле столов с горелкой и

едой, девушки в углу около двери шептались о чем-то. Ганна стояла с ними.

Мачеха, как только увидела Чернушку, с озабоченным видом отвела его в

угол к окну, сказала тихо, рассудительно:

- Молодую одевать пора...

- Пора так пора... - Чернушка вздохнул.

- Пора. - Мачеха ближе наклонилась к нему и, понизив голос, сказала: -

А сам - что наденешь?

- Что есть, то и надену. Был же вчера в чем-то...

- Был!.. В рваных штанах!.. Латка на латке!..

- С латками так с латками. Велика беда. Не жених, грец его...

- Не жених-то не жених! Так ведь невеста - дитя твое!

Невестин отец! Не чужой, чтоб лишь бы как, чтоб как есть - нищим - к

жениху выйти!.. Вчера - еще ничего, свои были!

Голяки такие же! А тут - сойдутся со всего света! Да и жених какой!

Богатей первый!

- Богатей, богатей! А что он - чужой, не знает, сколько у меня

капиталу! И то еще - пускай спасибо скажет, что угощенье собрал!

Мачеха нетерпеливо, искоса повела взглядом - никто чужой, кажется, не

слушает их, а все-таки зашептала тихо.

Осторожность никогда не повредит.

- Угощенье угощеньем, а только глаза не зальешь! Все разглядят и

осудят!.. Одеться надо - чтоб не стыдно было перед Глушаками стоять! И

сидеть ведь вместе с ними придется! .. Я, наверное, у Химы попрошу - у нее

кофта есть синяя, с пелериной... - Мачеха собралась уходить - А ты бы к

Грибку сбегал, пока суд да дело. Штаны у него хорошие. Со службы которые

принес.

- Мне и в своих не плохо. А кому не нравится, пусть не смотрит!

- Тебе-то, может, и не плохо, так дочери-то как? - Мачеха бросила

взгляд на Ганну, которая подошла, чтобы послушать, о чем говорят родители.

Думала, Ганна поддержит, но та - хоть бы слово. - Мне как? Перед людскими

глазами!

Смотреть будут, разглядят, что было и чего не было. Лишь бы дал повод,

осмеют! Голое тело, мол, латками прикрыл!

А еще к богатым лезет, мол!

- Пусть смеются, кому хочется! А мне - все равно!

- Вот голова! Как дитя! - потеряв остатки терпения, вскипела мачеха. -

Дитя и то додумалось бы!

- Знаешь что, - вскипел и отец. Он заговорил так громко, что женщины и

девчата притихли, стали удивленно слушать Хочешь к Химе идти, так иди, а

меня - не трогай! И так - черт душу скребет! Не до штанов, проклятых, чтоб

они сгорели! Тут на душе такое, а она, грец его, штаны, латки!..

Иди, если хочешь!

Мачеха оглянулась, перехватила взгляды женщин, сказала Тимоху как можно

спокойнее:

- Мне - что? Я - о тебе. Чтоб тебе лучше было!.. А не хочешь - не надо!

Она стукнула дверью. Отец от души плюнул, сделал вид, что ищет что-то

на черном, чисто выскобленном, вымытом подоконнике возле полатей, сказал

Ганне, как бы оправдываясь:

- "У Грибка возьми"! Будто на чужбине, будто никто не знает, какие

штаны у меня, какие у Грибка! Те штаны кто только не носил: может,

полсотни свадеб справили в них!

Чуть не каждый жених в Грибковых штанах женится! - Он покрутил в руках

свои праздничные штаны. - /Какие есть, такие есть, зато не чужие...

Ганна, задумчивая, серьезная, отозвалась:

- Дырка у них на заплате, на коленях... Дайте зашью.

- Ты бы сказала, чтоб самую наряжали. Вот-вот приехать могут!

- Управлюсь!

Она взяла штаны, присела на высоких полатях, застланных новым рядном,

под которым немало было разного тряпья, начала привычно работать иглой.

Штаны были не то серые, не то желтые: их хотели как-то подновить,

покрасили, но краска оказалась с фокусами, взялась неровно, а заплаты

выкрасила совсем по-иному, в цвет зрелой луковицы! Чернушка будто и не

видел этого знака сваей бедности, - с печалью, любовно смотрел на дочь, на

ее руких на черные волосы, смугловатый лоб. Когда Ганна подала ему штаны,

он почувствовал, как некстати набегают на глаза слезы, едва сдержался.

- Ну вот, перехожу как-нибудь! Зато в своих!..

Мачеха вернулась от соседки обрадованная, с кофтой, но, увидев

Чернушку, обиженно нахмурилась, отвернулась, - Должно быть, не хотела

простить его упрямства. Отец тоже, видно, не хотел признать своей вины..

- Матко, молодую пора наряжать, - сказала старая Аздоля, хлопотавшая у

печи.

- Знаю сама, что пора! - Мачеха, не глядя на мужа, положила кофту на

полати, приказала Ганне садиться на лавку.

Все, кто был в хате, женщины, девушки окружили Ганну:

одни - чтобы помочь мачехе, другие - подружки - чтобы сделать то, что

надлежит им, третьи - чтобы посмотреть, как невесту наряжать будут. Такое

ведь событие!..

Чернушка робко подался к двери. Заметил ка печи Хведьку, который тоже

притих, навострил глазки, хмуро кивнул головой: слезай!

Взяв малыша за руку, отец рванул щеколду и скрылся в сенях...

Он вышел на крыльцо - кони уже были запряжены, мокрый ветер шевелил

ленты на уздечках, на дуге. Чернушка постоял растерянно, держа в руке

забытые штаны, поплелся обратно в сени. В сенях он умылся, перешел в

кладовку, помазал салом волосы, чтобы лучше лежали, переоделся в крашеные,

пятнистые штаны, вдруг, обессилев, опустился на бочонок. Неизвестно,