Люди на болоте

- Почему это не в счет? Будто уже и не моя. Была ж до сих пор моя. Глушак, не скрывая обиды, даже сознательно показывая ее, просипел: - Одну отдал, а вторая вотвот придет в хату.

Глушак кивнул на Чернушку, тот тихо отозвался:

- Сговор был...

- А списки, дядько, - Глушак уловил в голосе Хони насмешку, составляли еще весной. Как это вы загодя рассчитали?..

Миканор строго взглянул на старика:

- - Ну, пускай - пять есть, а где же еще два?

- Шестая, говорил уже, Антося. - Глушак едва сдерживал ярость. - Будто она уже и не дитё мне. Будто не я вырастил ее... - Он жалостливо замигал глазами, чуть не заплакал. Вздохнул. - А последний - Иван...

- Иван - не ваш. Иван - батрак.

- Мне отец его, - уже твердо заговорил Глушак, - препоручил как сына! Значит, он мне все равно как сын.

- Что Степан, что он - одинаковые дети, - помогла Глушачиха.

- Вы, тетка, не говорите! - Миканор сказал, точно отрубил. - Ивана, не секрет, мы запишем как батрака!

- Какой же он, ей-богу, батрак?

- А может, он не работает на вас? Кого вы одурачить хотите?

- Я не одурачиваю, а если он кормится у меня, то и делать разную мелочь должен! Как и все дети!

- Работает на вас, на чужого человека, - значит, батрак - Миканор не дал сказать Глушаку. - А вы знаете, какой закон о батраках?

Глушака прорвало:

- Да если вы говорите, что он батрак, то мне он не надобен! Пускай хоть сейчас бежит домой. Сам обойдусь!

- Тогда должны рассчитаться за все дни, что он работал на вас. По закону.

- Я уже рассчитался.

- А может, не совсем? - снова кольнул Хоня.

- Совсем! Даже с лишком. - Глушак загоревал: - Сколько я потратил на него да сколько перевез его отцу в Мокуть, так он и половины того не заработал!..

- Ничего, дядько. Мы, не секрет, все проверим и сделаем по закону!.. Миканор строго спросил: - А земля правильно у вас записана?

- Земля?

- Земля.

- Власть наделяла, власть и записывала, - сказал безразлично, асам подумал со злостью, с тревогой: "Вот она беда!. "

- Вы на власть не кивайте. Вы говорите прямо.

- Я и говорю, налога насчитали пропасть. Дохнуть невозможно. Копейку нигде не добудешь на корт какой-нибудь...

- Уже ж обедняли!.. - не выдержал Хоня.

- Я не обеднял! Если б вот побойчее был, к начальству подался бы, добился бы своего, пусть бы сняли хоть часть, по справедливости дали...

- Значит, вся земля записана?

- Что ты, ей-богу, прилип, как лисп вся, вся? Была б еще там земля как земля, чтоб столько обиды из-за нее терпеть.

- Вам, дядько, грех жаловаться. Что б всем такую!

- У других была бы лучше, если бы другие гнулись на ней столько. Ни дня, ни ночи не видя. Это людям с кривого глаза кажется, что мне лучшая досталась. От зависти. Людской глаз - завистливый!..

- А все-таки вы, дядько Глушак, так и не сказали прямо все или не все записано?

- Сказал уже...

- Значит, все?

- Все.

- Мы проверим.

- Проверяйте!

Глушак покраснел от злости, но все же сдержался, переборол себя, даже прикинулся ласковым:

- Вот недоверчивые стали все. Хоть оно, к слову сказать, так и надо верить нынешним временем не особенно можно. Всякого теперь наплодилось... Ну, да и вообще - выборные люди, комиссия!.. - Старик виновато покрутил головой, упрекнул себя: - А я, гнилой пень, так расшипелся. Дт еще перед своим сватом. И Миканор, к слову сказать, первый раз в хату заглянул!

Глушак затоптался возле стола.

- Посидим вот немного! Где кому удобнее, там и садитесь! Уважьте сватов да молодых перед свадьбой! Не побрезгуйте, к слову сказать!..

Он хотел уже бежать за угощением, но Миканор твердо заявил:

- Не надо! Не время!

- Время, Миканорко, самое время. Свадьба скоро, сговор отгуляли.

- Попробуй, что мы тут гостям готовим, - засуетилась Глушачиха. - И все пусть попробуют!

- Будешь потом знать, идти или не идти к нам в гости. - Глушак заметил:

некоторые мужики не прочь были посидеть, - оживился: - А времени всегда мало. Управитесь еще.

Забота не волк...

- Волк не волк. Некогда, дядько!

- Так ведь - ради свадьбы, ради молодых. Из уважения к свату моему, избранному в комиссию.

- Все равно! - Не сказав ни слова Глушаку на прощанье, Миканор скомандовал всем: - Пошли! - и сам первый решительно двинулся в сени.

Чернушка, с самого прихода жавшийся к двери, пропустил всех, помялся с минуту, чувствуя неловкость, теребя в руках шапку, виновато подал руку:

- И мне - со всеми - пора...

Когда он вышел вслед за Миканором, Глушак стал суетиться в углу, возиться на припечке, но делал все беспорядочно, бесцельно: переставлял с места на место, разбрасывал.

Сам не знал, что делать, в груди кипела обида и жестокая злость - на Даметикова сопляка, что взял такую власть, на всех, кто помогал ему, на то, что гнулся перед ними, как батрак, на беспомощность свою перед ними. "Проверим!.. Проверим! .." - давила страшная угроза...

Жена, убиравшая со стола несъеденное угощенье, не то пожалела, не то упрекнула:

- Надо было сразу посадить, как вошли...

Глушак бросил с раздражением:

- Сразу или не сразу, один черт!

- Как взяли бы гости чарку да сальца, так смягчилась бы, быть не может!..

- "Смягчились бы"! Эта зараза смягчится!

- Все ж таки-люди! И Даметиков этот - человек,..