Читаем Люди на болоте полностью

Какое-то время все втроем стояли молча, следили за теми, кто подходил близко, смотрел на их добро. Следили по-разному: Ганна - почти равнодушно, с затаенной печалью; отец - спокойно, время от времени поправляя сено, которое тянул мягкими губами конь; мачеха же просто ловила взгляды, нетерпеливо молила - вот это, вот это! Но, как назло, подойдя, почти никто даже не спрашивал о цене - пробежит глазами по рядну и отойдет, словно богач какой, словно ему ничего не надо. А если и спросит, то без особого интереса, даже не приглядится толком, бросает взгляд дальше.

- Вот тебе и хороший базар! - не удержалась мачеха.

Она, чтобы не торчать без дела, стала убирать возле овец.

- Это еще не базар, - убежденно молвил Чернушка. - Базар еще будет!..

Настоящие купцы еще чай дома пьют...

Народу действительно прибывало: площадь заполнялась возами, людьми все гуще и гуще, становилось теснее, нарастал шум, говор, крики. Совсем близко, возле соседней подводы, стали торговать корову - женщина, повязанная тряпьем вместо платка, и мужчина в заношенной, рваной свитке, видно, муж и жена. Несмело, как-то подозрительно осматривали, поглаживали, щупали рыжую "рогулю", недоверчиво слушали хозяев, расхваливавших свой товар. Похвалы, было заметно, не только не успокаивали "купцов", но даже увеличивали их недоверие, - они слушали и присматривались к корове все с большей подозрительностью, а вскоре и вовсе отступили, побрели меж людей, о чем-то шепчась...

Вскоре они, с той же недоверчивостью, придирчивостью, разглядывали, щупали другую корову. "Купцов" сновало все больше и больше - искали, спрашивали, торговались, отходили, - движения, гомону было хоть отбавляй, но торговля шла очень вяло, во всяком случае тут, где стояли Чернушки.

Все присматривались, спрашивали, и почти никто не покупал.

Ни Ганну, ни отца ее это не удивляло: они были такие же, как и люди, которые сновали перед ними, - медлительные, расчетливые полешуки, - почти каждый сто раз приценится, прежде чем купит. И чему тут было удивляться, если продавцов так много, а денег у "купцов" считанные копейки...

Не удивлялась и мачеха, только уж очень тоскливо было стоять ей да ждать понапрасну. И, томясь, страдая, злясь, она не могла уже видеть, что ждет, томится не одна, что так же томятся почти все. Видела она хорошо только подводу, которая будто нарочно торчала перед глазами и на которой приманчиво краснели горшки, макитры, миски, - ей так нужен был хороший горшок и хотя бы две миски] Надо, а купить не купишь! Не берут ничего.

- Пока тут продашь что-нибудь, ни одного не останется!

Надо же: там, как на беду, толпятся женщины, крутят перед ней недоступный багрянец горшков - словно дразнят.

- Останутся! - равнодушно сказал Чернушка. - Не эти, так другие!

Мачеха продолжала ворчать:

- Шляются, шляются - раззявы! Только с панталыку сбивают других! Тут разве пробиться из-за них купцу!..

- Пробьется, если появится...

- Пробьется! Жди!

Мачеха не верила. Не верила она и тогда, когда "купец"

этот наконец подошел, хотя чувствовала, что он не раззява, что спрашивает, почем вьюны, не ради забавы, купить хочет.

Она знала: вьюнов близко не продают, заломила - полтинник за связку. "Купец" удивился:

- Полтинник?!

- А что ж? Дорого, может?! - Она промолвила это так, будто говорила: да разве повернется язык у кого-нибудь сказать такое, - а сама со страхом следила, не испугался ли, не собирается ли отступить. Стараясь не эьшустить, заспешила мягко и приветливо: - Вы ж посмотрите, сколько их тут, в одной связке! Видите, сколько! Я и сосчитать не сосчитаю.

Столько за целый день не наберешь! Они ведь, как заберется в трясину который, копай да копай, пока откопаешь... Тут же мяса сколько - только что они сушеные! А мясо какое - это не какая-то там смердючая рыба! Вьюн!

- Вьюн-то вьюн... - "Купец" явно собирался уходить.

Мачеха видела: надежда готова была вот-вот пропасть.

Чернушиха с отчаянием подалась к "купцу":

- Ну хорошо! Дорого! А вы назовите свою цену!

- По тридцать пять...

- По тридцать пять? Так это ж... Я ж вам и так, можно сказать, ни за что отдавила! - Мачехе снова попалась на глаза подвода с горшками: - Ну ладно! Берите!.. Сколько штук?

Он брал все десять связок: хватит, видно, и на горшок, и на две миски. Должно хватить!

- Ешьте на здоровье!

Как только человек отошел, прикрывая связки вьюнов рукавом пальто, мачеха, зажав деньги в кулаке, заспешила к подводе с горшками и мисками. Еще, кажется, не поздно, не все продано. Только спешить надо, совсем мало остается!

А женщины идут и идут!..

Она вернулась назад успокоенная, счастливая.

- Вот, купилаТ - Мачеха постукала по горшку сухими костяшками пальцев, послушала: - Звенят, как колокола!

Посуда ладная, только что - дороговизна!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Полесская хроника

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги