Читаем Люди - народ интересный полностью

Третьего дурачка звали Егор Лазаревич. Он был услужлив и кропотлив. Его призванием было носить на похоронах крышку гроба. Он нес её на голове, чинно выступая перед процессией, и дребезжащим тенорком приговаривал:

- Ай-яй-яй! Егой Язиевиць! Одного пелезиль, длюгого пелезиль, тлетьего пелезивесь!

Мысль была далеко не глупой. Действительно, он пережил много народу, особенно в голодный тифозный год. Лютой зимой, знойным летом, в кромешную осеннюю грязь он носил и носил гробовые крышки. И без него невозможно было представить себе сколько-нибудь стоящих похорон. Шапку при этом он держал за пазухой, а белобрысую голову с красным морщинистым личиком повязывал грязным вязаным шарфом.

Четвертый дурак был профессиональным бродягой и пьяницей. Идя мимо нашего дома, он считал обязательным провести палкой по ребристому палисаднику. Чтобы извлечь подобие пулеметной очереди и тем побудить нас кинуться к окнам. Затем садился на тротуар, спустив ноги в канаву, и, приложившись к шкалику, начинал чувствительно выводить:

Помер, помер наш Антошка,

Положили в гроб на ножках.

Хоронили - не скучал,

Закопали - осерчал.

Каждый из городских сумасшедших имел почтенных и уважаемых родственников. Например, «альпинист», что так сложно преодолевал горы, был родным братом инспектора городского училища, известного в городе тем, что во время германской войны он завел в классах военизированную гимнастику со штыковым боем и прочими устрашающими приемами, из-за чего, собственно, папа и отдал меня учиться в мирную земскую школу, более демократическую по составу и направлению: большинство учеников были крестьянские дети.

У Егора Лазаревича тоже имелся брат, жестяных дел мастер, чинивший, паявший, лудивший всю металлическую посуду в городе. Мне не раз поручали доставить к нему для ремонта тот или иной сосуд. Однажды я тащил большой бак, обладавший особой притягательной силой: каждый встречный мальчишка непременно бахал кулаком или палкой в железное днище, некоторые даже перебегали для этого через дорогу. А так как нести этот объемистый бак было мне не с руки, - не обхватить, не удержать за края. -я надел его на голову, как Егор Лазаревич гробовую крышку; можно легко представить, как гудела моя голова, когда раздавался очередной удар по железу!

…Несправедливо, подумалось мне сейчас, явно несправедливо, что этот привычный всем Егой Язиевиць, проводивший в последний путь столько своих сограждан, сам отправился в тот же путь совершенно незаметно. Исчез и все - никто о нем и не вспомнит… Не знаю, дожил ли он до пожара, если дожил, то помогал ли брату спасать имущество, понимал ли масштаб несчастья: вообще, что чувствовали, как вели себя городские юродивые в этот безумный день, когда и нормальные-то люди порой психовали?

Лыжи.

Первые мои лыжи были самодельными. Разумеется, делал их не я, - одиннадцатилетнему это, пожалуй, не под силу; и вообще, проще казалось бы купить, -но где? В 1919 году в Котельниче не только спортивных магазинов- самых обыкновенных мелочных лавок не было. Одолжить у знакомых, у соседей? Но у всех дети, а дети хотят бегать, кататься несмотря на любые социальные катаклизмы и житейские трудности,- никто добровольно не расстается с коньками и лыжами. Словом. Отец взялся сам смастерить лыжи- он любил решать такие заманчивые задачи. Сперва потребовалось подыскать подходящий материал- в буквальном смысле- без сучка, без задоринки. Две ровные березовые доски были найдены, надлежащим образом обработаны, гладко выстроганы; длина, ширина, толщина будущих лыж- все заранее предусмотрено, обговорено со мной. Труднее всего оказалось загнуть острые концы так, чтобы после они не разогнулись. Папа отмачивал, отпаривал эти концы в кипятке, а затем отгибал, вставлял между ними распорки и в таком виде просушивал несколько суток. Помню, он рано утром вставал и сразу шел проверять, как обстоят дела.

В результате я получил превосходные лыжи, гибкие, легкие и послушные, несмотря на отсутствие снизу желобка. (желобок при всем желании не удалось сделать). Они были шире, короче и тоньше тогдашних фабричных беговых лыж, и по рыхлому снегу ходить по ним было легче. Я совершал дальние походы в лес, до устали катался с гор и на первое время даже забросил коньки.

Котельнич его окрестности изобилуют горами, но не все эти горы годятся для лыж: одни из них- городские улицы и проезды, другие- гористый берег реки, настолько крутой и обрывистый, что местами снег на нем не задерживается, всю зиму на виду остаются глинистые красноватые лысины. Правда, на Вятке, повыше пристани, находится овраг Семиглазов, где скат к реке между редкими соснами привлекателен для лыжников, но однажды там произошла трагедия. Четырнадцатилетний школьник съехал на лыжах с обрыва и попал в западню: под снежным настом к весне образовались пустоты, мальчика завалило осевшим снегом, лыжи были прикреплены к ногам наглухо, - как ни бился, не мог вылезть наружу; тело отыскали через несколько дней- из-под снега торчала лыжная палка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза