Черный силуэт расцвел алым, металл разваливался, свет отразился в море и в тумане. Затем докатился звук.
Однако Лихт знал, что этого мало. Ему нужен корабль. Корабля не было, а второй самолет уже разворачивался, чтобы его уничтожить.
И тут Лихт его увидел: большой жирный крейсер, повернутый к нему боком, словно обрыв в тумане. Можно было руками добросить до него ракеты.
Оуэн Лихт вдавил кнопки, и две «Морские осы», вырвавшись из своих гробиков, устремились вперед.
«Я сделал нечто реальное, – подумал он, – нечто особенное. В каждой войне может быть лишь один первый выстрел».
Максвелл медленно встала. Риз-Гордон одной рукой оттащил Хансарда от нее. В другой он держал наведенный пистолет.
– Вы победили, Гарет. Вам не нужен заложник.
– Просто сделайте свою работу, милая. – Голос у него был не сердитый и не ехидный, а механический, как магнитофонная запись.
Максвелл потянулась к панели управления, щелкнула одним тумблером, другим, третьим, полностью повернула рукоять. Огоньки погасли, магнитофонные бобины перестали крутиться, зубчатая линия на мониторе стала ровной, словно активность мозга у мертвеца.
– Теперь я это сделала, – сказала Максвелл, глядя на ровную линию. – Я предала абсолютно всех.
Оуэн Лихт увидел огненное извержение из борта корабля, красный град стали, не похожий ни на что, виденное им раньше. «Морские осы» наткнулись на стену пуль и взорвались в воздухе. Оуэн успел только ощутить жар, прежде чем залпы «Фаланксов» разнесли его и суденышко в щепки.
– Я не убивала Сьюзен и Майка, – сказала Максвелл. – Даже косвенно.
– Хрен ли не косвенно. – Кровь по-прежнему сочилась из пореза на щеке Риз-Гордона. Если ему было больно – а ему наверняка было больно, – он никак этого не показывал.
– Я их не убивала.
– Да верю я вам, – сказал Риз-Гордон. – Но не думайте, будто это извиняет остальное.
– Я этого не думаю.
– И правильно. Ну что, поехали.
Хансард смотрел то на него, то на нее, силясь хоть как-то проникнуть в их взаимопонимание. Он отрицал, что это его мир, но отрицал напрасно. Это мир, в котором он живет, даже если ничего о нем не знает.
Эллен вышла из фургона, Риз-Гордон с пистолетом за ней. Хансард остался один с умолкшей электроникой, вывернутой сумочкой, брошенным пистолетом, никому больше не нужный.
Чтобы Хансарда пропустили на базу ВВС, потребовался особый телефонный звонок. Его обыскали и заставили пройти через металлодетектор. Ключи, бумажник и шариковую ручку попросили оставить снаружи.
В конце длинного коридора стоял Риз-Гордон. Он прислонился к стене, отчего казался сложенным, смятым.
Хансард сказал:
– Я просто хотел ее увидеть.
Риз-Гордон ответил:
– Я так и думал. Что ж, идите к ней. Полагаю, некоторое время вы можете просить, что пожелаете. Вы, вероятно, не осознали это, но вы – герой дня. Спасли весь поганый мир в последние секунды. Джеймс Бонд и тот не смог бы сделать больше.
Хансард ударил кулаком по стене, больно.
– Какая муха вас укусила?
– Решительно никакая. – Риз-Гордон улыбался, морща пластырь на щеке, и в его улыбке была вся горечь мира. – Просто я приветствую вас в маленьком братстве героев, доктор Хансард. Добро пожаловать на дно выгребной ямы.
Хансард прошел в дверь. За ней было помещение, абсолютно голое, с маленьким столом и стулом. У двери дежурил полицейский базы, Эллен в бесформенном сером балахоне и войлочных тапочках стояла у дальней стены.
– Уйдите, – сказал Хансард охраннику, и тот ушел, закрыв за собой дверь.
Хансард сказал:
– Эллен…
– Ты же знаешь, мы не одни, – ответила она. – Нас слушают через микрофон и смотрят на нас через камеру. Боятся, что я загрызу тебя насмерть и повешусь на твоих шнурках.
Он попытался выдавить улыбку, но это была не шутка. Из ситуации нельзя было извлечь ничего смешного. И вообще ничего.
Помолчав, он сказал:
– Я правда тебя любил.
– Аллан меня любил. И тебя. Ты знаешь, Николас Хансард, как Аллан тебя любил? Он говорил мне: «Этот молодой человек – главная моя надежда, жаль, нельзя вас познакомить». Однако я не могла познакомиться с тобой, потому что нам с Алланом нельзя было иметь ничего общего из-за соглядатаев вроде того валлийского урода, что слушает сейчас под дверью… Аллан не познакомил нас, и мой отец-рыцарь убил Аллана, и на чьей стороне ты? – Она указала на него. – Ты получил записку – просто сидеть смирно двое суток, чтобы спасти мне жизнь, – и пошел прямиком в полицию. Как я должна это расценивать?
– Расскажи мне, на какой стороне ты, – сказал Хансард, – и я попытаюсь понять, с кем я.
– В тебе есть все хорошее, что было в Аллане. – Она говорила без горечи, просто выплевывая слова, будто они ей омерзительны. – Ты добрый, порядочный, умный…
Хансарду подумалось, что нынешним утром мир полон мерзостью, но не мог об этом думать, не мог этого осмыслить.