— Куда еще! — отмахнулась Люда. — Он таскает в номер куски барельефов с грифонами, будто правда хочет их через границу везти. Не хватало еще за эти кирпичи пошлину выплачивать!
— А что, — оживился Ильев, — вывезет он на Сахалин настоящий храм и восстановит его в вашей малогабаритной квартире. На алтаре Вовкина борода возлежать будет, а мы каждый вечер начнем заниматься молениями.
Люда не выдержала, рассмеялась:
— Я видела афишу. Аукцион икон. Сходим?.. Очень уж интересно — кто покупает иконы? Ведь все это, наверное, страшно дорого!
— Иностранцы, — предположила Эля.
Ильев кивнул:
— Скорее всего… Но я вам компанию не могу составить. Через несколько дней мы будем в Софии, и мне хочется еще раз на Несебор взглянуть…
— Дался вам этот Несебор? Одного археолога хватает!
Но Ильев только усмехнулся. Его интересовала не археология. Он хотел увидеть, как вписывается Гальверсон в знакомый ему пейзаж: узкая улочка, мольберт под чешмой, гигантская зеленая смоковница и силуэт Ирины…
И все же Несебор его обрадовал. Он чувствовал свое смутное родство с этим городом. Даже встреча, какой бы она ни оказалась, не пугала и не тревожила его. Сверну на улицу Мена, думал он, и увижу Ирину. И этот пижон Гальверсон вполне бессмысленно будет взирать на его появление поверх черной своей веникообразной бороды. Надо будет только разбудить бессмысленный его телячий взгляд… Нашел развлечение, убедился, что художники не красят лысины золотом…
Но на улице Мена Ильев никого не нашел.
И улица царя Симеона была пуста. И улица Венеры была пуста. И пуста была улица Бриз. Он не нашел Ирину ни у храма Алитургитоса, ни у храма святой Параскевы, ни у бара «Капитанская встреча». И у ветряной мельницы было пусто, только чайки перекликались над рифами.
Отель «Гларус»?.. Нет, в это Ильев не верил. Прятаться по углам Ирина могла только с ним… Он понимал, что мысль эта продиктована в какой-то степени самолюбием, но в данном случае она была оправдана.
Солнце палило вовсю. Подумав, Ильев свернул к ресторану «Месемврия» и сразу увидел на террасе черную бороду Гальверсона.
— Хочешь выпить? — спросил Ильев.
Гальверсон не ответил.
Ильев усмехнулся:
— Как Квазимодо?.. Носит Ирина в кармане собственное ухо или пригрозила отрезать твое?
— Не паясничай!
— Где она, правда?
— Наверное, уехала. Здесь ее нет, а портье из «Гларуса» бурчит что-то по-болгарски. Я ему не понравился.
— Переживешь, — заметил Ильев.
Покачав фужер, в котором немедленно поплыли узкие янтарные кольца, он вспомнил вечерний остров, пустой, погруженный в туман. Гусев и Шпанов ушли на заставу смотреть кино, а Ильев остался. Спустился к самой воде, смотрел сквозь прозрачные линзы тумана, невероятно увеличивающие размеры и без того гигантских стен. Свалился сверху камень, ударился о пустую цистерну, она глухо взвыла. На замусоренной площадке появилась крупная тень. Лиса?.. Не похоже…
— Что ты тут делаешь, Паша?
— Бумагу на растопку деру, — объяснил Палый. Вот он бы никогда не принял человека за тень лисы. Обитателей островных — и временных и постоянных — он наизусть знал…
— Книги? На растопку?
— А чего их жалеть? — удивился Палый. — Они же гиблые книги. Все лучшее я себе в дом унес, а тут словари да справочники разные валяются. Как снимали поселок, так и бросили их тут, так что я к ним как к бракованному дереву отношусь. Листать их все равно некому.
В полный рост Палый был выше Ильева. Рыжие бакенбарды пылали, как фонари. Огромный дом, поставленный над ручьем, был под стать этому человеку. В солнечную погоду прямо из окна можно было выбрасывать лесу — окуни хватали даже голый крючок.
— Ты что-то не в духе, — заметил Ильев, следуя за Палым сквозь анфилады комнат.
— Даже клоуны не всегда веселятся, — фыркнул Палый. — А я что, нанялся? Я на острове не первый год, мне и погрустить можно. Тем более, что настроение мое никому повредить не может, даже Ирке, она у меня тоже не из болтливых.
— Что так?
— Не тот характер. Иногда в неделю двух слов не скажет…
В печи потрескивали дрова, отсветы прыгали по стенам и по дощатому полу. Палый выставил на стол варенье, конфеты, мед. Ильев оценил жест:
— Ирина не заругает?
— Да она и не заметит, — фыркнул Палый. — Ей бы по острову побродить, а остальное… А-а-а! — он огорченно махнул рукой.
— Рисует зато она хорошо.
— Ну, рисует… В рисунках у нас нужда небольшая… Но в общем-то пусть занимается, если на пользу и на здоровье. Я тут перечить не хочу. Лишь бы ей блажь не шла в душу. А то, знаешь, иногда заявит: завтра к нам рыбаки придут! — и ничем это из ее головы не выбьешь! Ночь готова сидеть на берегу… Сыро, туман. Глухо, как в Марианской впадине, а она сидит… И не дай бог, если правда рыбаки появятся… Так фыркает, будто я ей жить не даю…
— А что бы вам ребенка не завести?
Палый выкатил большие глаза:
— Смеешься?.. Ребенка на материке заводить надо! А на острове… Страшно!.. Ребенку уют нужен, общество… Что он тут, с лисами дружить будет?.. Нет, не ко времени…
Туман за окном сгущался.