Люди огня

Он повернулся к тьме над городом и положил руки на балюстраду, узкие аристократические руки с длинными пальцами. На них не было знака. Никакого, даже фальшивого. Я подумал, что надо обладать безрассудной смелостью, чтобы появиться так в центре Парижа.

— Хорошо, связь у вас будет. На будущее: если все-таки решитесь уйти… Нам нужно Копье Лонгина. Если вы поможете его добыть — это станет хорошим аргументом в вашу защиту на том суде, который всех нас ждет, и где судьей буду не я.

— Последний раз я видел его в Риме более двух лет назад. Думаю, оно в цитадели Иерусалима. Эммануил с ним не расстается.

Я подумал, не сказал ли лишнего. Да, нет. Факт, в общем-то, очевидный. Я не хотел бросаться в объятия к Плантару не только из-за моей благой власти. Этот изящный аристократ казался фигурой несоизмеримой с Эммануилом. Он не мог быть тем вторым полюсом магнита, который заставляет выстраиваться события этого мира вдоль линий напряженности. Картинка получалась несимметричной вопреки всем законам физики. Или за спиной у Плантара стоял кто-то еще несравненно более великий, либо это была объединенная сила, например, церковь святых.

Д'Амени ждал нас на лестнице, он отошел ровно настолько, чтобы не слышать разговор. Когда мы спустились до второго яруса, я увидел внизу еще один мерцающий огонек, точнее едва освещенную стену каменного колодца.

— Кто бы это мог быть?

— Сейчас увидим, — сказал Плантар и вышел вперед.

— Вода прибывает. Спускайтесь быстрее, иначе не выйдите, — под нами возник молодой монах, судя по одежде, доминиканец.

Я не обрадовался лишнему свидетелю, но тот был, кажется, искренне обеспокоен и намерения имел самые чистые.

На первом ярусе лестница уходила под воду. Монах склонился над ее черной гладью, провел рукой по стене, спустился на несколько ступеней так, что вода дошла ему до того места, что так обременяет монахов и вконец достало некоего Оригена, что-то нащупал на стене под водою и, наконец, обернулся к нам:

— Здесь дверь сантиметрах в тридцати от поверхности. Она открыта. Поднырнуть можно.

— Все плавать умеют? — спросил Плантар.

— Да уж как-нибудь, — хмыкнул я.

Д'Амени улыбнулся. Вопрос относился исключительно ко мне.

Первым был монах. Потом французы вежливо пропустили вперед меня. И я окунулся в холодную грязную воду парижского наводнения. Только что не трижды. Плавание в храме вызывало ассоциации с крещением. Какие грехи может смыть эта ледяная мутная гадость!

Вынырнул у стены хора, напротив деревянного рельефа с изображением воскресшего Христа, являющегося Марии Магдалине. Иисус стоял по колено в воде. В основной части собора горели свечи, последние, над самой водой, на высоких подсвечниках у полузатопленных скульптур святых. Вода дошла до фресок, написанных за последние два года в стиле брата Анджелико. По храму плавали деревянные стулья, на которых сидят во время мессы, иконы восточного и западного письма (из церковной лавки) и сувенирные открытки (оттуда же).

У выхода нас подобрала лодка с моими телохранителями (вспомнили, наконец!). Мы соорудили фонарь из свечки и пустой пластиковой бутылки и так добрались до твердой земли, точнее до мелкого места. У Елисейского Дворца было где-то по щиколотку.

Телефонная связь во дворце работала на автономном питании. Правда, далеко не на все номера можно было дозвониться. Где-то был поврежден кабель. Полностью восстановили связь только через два дня. И тогда же заработали мобильники. И только спустя неделю, когда стало светлее, и багровое солнце проявилось, наконец, за пеленой дыма, было полностью восстановлено электроснабжение.

Глава четвертая

В середине марта начался спад воды. Наводнение, обычно бьющее более по кошельку, чем по численности народонаселения, на этот раз унесло более восьмидесяти жизней.

С кошельком было совсем туго. Я строчил очередной отчет Эммануилу, в коем беззастенчиво клянчил у него деньги. Кроме «устранения последствий катастрофического наводнения» отчет содержал еще две расходных статьи: «восстановление Оверни» и «премия за открытие причины СВС».

Самой объемной была вторая статья. Число жертв извержения превысило тысячу человек. Я утешался тем, что могло быть значительно больше, не эвакуируй я Клермон-Ферран. АЭС и завод по обогащению урана, слава Богу, выстояли, зато были разрушены две гидроэлектростанции в Центральном Массиве.

«Премия за СВС» представляла собой трату скорее радостную, чем печальную. Наконец-то появилась группа микробиологов, которая вроде бы что-то раскопала. Результаты их работы проверяла специальная комиссия.

Но на положительный ответ от Господа я надеялся слабо. Я по-прежнему получал почту от Варфоломея и чем дальше, тем меньше она меня радовала. В Китае, уже опустошенном оспой, начался голод. Варфоломей мрачно заметил, что, если бы не оспа, было бы еще хуже — едоков поубавилось. Он тоже просил денег у Эммануила. И, думаю, не он один.