Люди особого склада

Мальчишки разбежались, и через некоторое время к нам подошли несколько стариков и женщин. Они поняли, что мы люди свои, и начали разговаривать более или менее доверчиво. О посещении деревни гитлеровцами они рассказывали совсем не так, как маленький Алексей. По словам Алексея, мотоциклисты только покрутились по улице и кое-где полазили. А на самом деле они жестоко допрашивали крестьян, угрожали им расстрелом, если они не выдадут коммунистов, сельских активистов и попавших в окружение красноармейцев, которые, может быть, прячутся в деревне. Ничего не добившись, гитлеровцы забрали с колхозной птицефермы всех кур и уехали.

Мы попросили позвать председателя сельсовета или кого-нибудь из местного актива. Несколько замявшись, крестьяне ответили, что председатель сельсовета у них есть, только они не знают, где он, ничего не известно им и об активистах. Вот разве только доктор. Он инвалид, воевать идти не может, от врага не прячется и, как раньше, сидит в своей больнице, лечит больных.

Одна из женщин пошла за доктором, и через несколько минут он подошел к нам. Это был еще не старый, высокий худощавый человек, хромой на левую ногу. Он поздоровался и назвал свою фамилию — Крук. В разговор вступил охотно, но только после того, как узнал, кто мы. На вопросы отвечал с достоинством, уверенно, без растерянности. Было видно, что он человек деловой, знает себе цену, и ему можно довериться. Из разговора выяснилось, что доктор Крук родом из Руденского района и очень беспокоится за судьбу своих близких, которые там остались.

Мы поручили ему собрать коммунистов, комсомольцев и деревенский актив. Вскоре пришли председатель сельсовета Русаков, председатель колхоза Пакуш, ветеринарный врач Левкович. Пока подошли остальные, мы завязали с ними разговор. Интересно было знать, что люди думают, какие у них соображения и планы на будущее. Из беседы выяснилось, что люди здесь не сидят сложа руки. В Заболотье создана партизанская группа из семи человек под командованием Русакова и Пакуша. Группа готова к действию, только оружия маловато и нет ясности, конкретности в планах. Кто знает, с чего начинать, за что прежде всего ухватиться?

Один за другим подходили люди. Когда собралось человек сорок, мы рассказали об июльском выступлении Верховного Главнокомандующего, о решении ЦК КП(б)Б по развертыванию партизанского движения в Белоруссии. Это вызвало огромный интерес, но люди были чем-то не удовлетворены и ждали от нас чего-то еще. Мы не понимали.

Из толпы послышался взволнованный голос:

— Может, у вас эта газета есть?

— Есть, — ответил я, — да темно уже, нельзя прочитать.

— Так хоть покажите ее!

Я вынул «Правду», развернул и передал народу. Несколько рук бережно подхватили газету, все задвигались, плотнее сгрудились вокруг нас и почему-то начали говорить шепотом.

— Портрет Сталина!.. — взволнованно прошептала одна из женщин.

— Покажи, дай сюда… Прочитать бы хоть слово!..

И вдруг кто-то громко сказал:

— Чего тут шептаться! Пошли в сельсовет, зажжем огонь и почитаем!

В руках этого человека белым облачком мелькнула газета, он зашагал по улице, а за ним двинулась вся толпа.

Пошли в сельсовет и мы. У ворот остановились: пусть люди зажгут огонь, разместятся.

Вдруг из соседнего двора выскочили четыре вооруженных человека и быстро пошли к сельсовету. В темноте трудно определить, чем были вооружены эти люди, в руках они держали что-то похожее на винтовки. Двое стали возле сельсовета на улице, а двое пропали где-то в вишняке, с другой стороны дома.

Когда мы входили в сельсовет, вооруженный человек, стоявший ближе к нам, вытянулся и приветствовал нас по-военному.

— Ночная охрана, — объяснил он Мачульскому, когда тот остановился.

— Это хорошо, — ответил Роман Наумович, — только на виду стоять вам незачем!

В помещении вокруг лампы столпились люди.

— Дай-ка сюда, дай сюда, — к столу протиснулся Апанас Морозов — дед Алексея. Это был колхозный садовод и огородник, не по годам подвижной и неутомимый в работе человек. Он на ходу достал из-за пазухи старенькие, в тонкой железной оправе очки и протянул руку к газете. Надев очки, старик долго разглядывал буквы в заглавии речи.

Газету решили читать с начала и до конца. Старик передал ее молодому, чисто одетому человеку: это был учитель Анатолий Жулега.

— Можно, товарищ? — спросил он меня.

— Читайте, — ответил я.

И учитель начал читать.

Люди уселись на скамьях, стульях, а некоторые прямо на полу. Установилась тишина, только голос учителя, немного напоминающий голос одного из московских дикторов, ровно и выразительно звучал в помещении.

Прочитав все до последней строки, учитель обвел горящим взглядом присутствующих и стал бережно свертывать газету. Было похоже на то, что он не собирается возвращать этот номер «Правды».

— Подожди, подожди маленько, — снова заговорил дед Апанас, все еще с очками на носу. — Прочитай-ка еще разок, как там про партизан сказано, а главное — про хлеб и разное добро. Ни грамма хлеба врагу, ни капли горючего… Так будто?