Люди особого склада

Тот, которого Луферов назвал Александром, должно быть, хорошо чувствовал свою вину и не старался смягчить ее. Он только попросил на этот раз простить ему ошибку и разрешить присутствовать на собрании.

— Собрание проси, а не меня! — гневно повышая голос, сказал Луферов. — Если поверят люди, что ты не потерял свой партийный билет, не дал его в руки врагу, может быть, и разрешат тебе остаться.

— Фашисты в деревню нахлынули, боялся, как бы не поймали да не стали обыскивать. — Александр неуверенно перевел взгляд с Луферова на присутствующих, пробежал взглядом по лицам знакомых коммунистов.

Сколько раз приходилось ему встречаться с этими людьми на районных конференциях и собраниях. Всякое бывало на работе. Были случаи, когда его резко критиковали, пробирали в райкоме, райисполкоме, но чтобы ему не доверяли, этого еще никогда не случалось. Теперь же он видел в глазах товарищей чуть заметное выражение сомнения и подозрительности. Тяжело было перенести это, минуту назад он даже и не представлял, что допустил такую серьезную ошибку. А тут еще голос Луферова.

— Ты что же думаешь, если закопаешь свой билет, так враги не узнают, что ты коммунист, погладят тебя по головке, приголубят?

Александр вскочил. Лицо его раскраснелось, глаза блестели от слез.

— Товарищи! — сказал он дрожащим от волнения голосом. — Товарищи, дайте мне два часа, всего только два часа, и я принесу свой партийный билет.

— Не успеешь за два часа, — заметил Луферов.

— Успею, я в колхозе коня возьму…

Выбрали президиум. Секретарь собрания сел у стола, чтобы вести протокол. Мы обсудили наиболее важные вопросы партийной работы в связи с выступлением И. В. Сталина по радио 3 июля 1941 года.

Необходимо было прежде всего помочь парторганизациям перейти к новым методам работы в суровых условиях подполья. Мало кто из любанских коммунистов был знаком с такими методами. Люди все больше молодые, большинство из них вступило в партию после гражданской войны. Откуда им знать, что такое партийное подполье, да еще в таких необычных, тяжелых условиях? Теорию знал каждый, а когда пришлось взяться за дело, чувствовалась неуверенность, были случаи, когда люди делали много ошибок.

Необходимо было ориентировать партийную организацию на развертывание массового партизанского движения. Мы не могли ограничиться отдельными группами. Надо было, чтобы с первых же дней партизанское движение приобрело всенародный характер.

И, наконец, охрана социалистической собственности.

Положение с колхозным добром было очень сложное и серьезное. Многие колхозы не успели угнать скот, вывезти зерно, машины, инвентарь. К тому же подошло время жатвы. Урожай был отменный: крупные колосья кланялись людям, просились на гумно. А люди не знали, как управиться с хлебом, и делали по-старому, как привыкли в колхозе: косили, жали, вязали рожь в снопы, складывали в скирды.

Мы не сомневались, что враг воспользуется готовым добром. Он уже и пользовался. Немецкие солдаты приходили на фермы, забирали свиней и коров, пригоняли к амбарам машины и дочиста выгребали зерно.

Надо было немедленно принять правильное и действенное решение, противопоставить грабительской политике неотложные меры. Все, что нельзя спрятать, раздать колхозникам, хлеб убрать и обмолотить. Что не удастся скосить — сжечь на корню, не удастся обмолотить — сжечь в скирдах. Ни одного килограмма не должно достаться врагу!

Обо всем этом я сказал в своем докладе.

Любанские коммунисты тщательно обсуждали каждый вопрос, глубоко все продумывали. Их предложения были действенными и конкретными, Все хорошо понимали, что решение собрания станет программой действий не только для одного Любанского района.

Собрание выделило людей, ответственных за проведение этих мероприятий. На этих же товарищей была возложена задача организации на местах подпольных партийных групп. Коммунисту Адаму Майстренко и нижинской учительнице Фене Кононовой поручили организацию в районе комсомольских подпольных групп. Выбрали подпольный райком партии, в который вошли Луферов, Ермакович, Горбачев, Долидович, Трескунов и другие. Бюро областного подпольного комитета КП(б)Б утвердило состав бюро районного подпольного комитета.

В заключение собрания мы поклялись, что в тяжелых условиях подполья не запятнаем высокого звания члена партии. Все встали, тихо, вполголоса пропели «Интернационал».

До сумерек основные вопросы были решены. Люди уже собрались расходиться, когда из зарослей ольшаника вышел Александр. От усталости он не мог выговорить ни слова. Отвернув полу пиджака, вынул из-за подкладки свой партийный билет.

— Вот мой документ! — немного отдышавшись, сказал он.

Вслед за всеми разошлись и мы. Варвашеня и Брагин остались на Любанщине, Степанова пошла на Случчину, а мы вчетвером — Бондарь, Мачульский, Бельский и я — направились в Старобинский, Краснослободский, Копыльский и Гресский районы. Мы шли, чтобы наладить связь с подпольными группами и отдельными коммунистами области, объединить их, возглавить патриотическое движение масс, развернуть всенародную партизанскую борьбу.

VII