До половины лета 1942 года отрядами нашего соединения были уничтожены тысячи фашистских солдат и офицеров, много гитлеровских вояк было ранено. Мы пустили под откос три вражеских бронепоезда, пятьдесят восемь эшелонов с живой силой и техникой, разрушили пятнадцать железнодорожных мостов, восемьдесят шоссейных, разбили сто сорок семь автомашин, разгромили сто двадцать немецко-полицейских гарнизонов и участков, сожгли тридцать нефтебаз, нарушили работу двадцати смолокуренных заводов.
Были у нас достижения в партийно-организационной и пропагандистской работе. В соединении и в районах насчитывалось семьдесят четыре парторганизации, которые объединяли около двух тысяч коммунистов; работало девяносто шесть комсомольских организаций. В них насчитывалось больше трех тысяч человек. Во многих районах выходили печатные подпольные газеты. Позднее в типографиях Минского подпольного обкома партии наладили регулярный выпуск центральных газет «Звязда» и «Чырвоная змена».
Помню, в начале августа мы пошли осматривать островок Зыслов. С нами пошел летчик Павел Симов, который появился в лагере после ранения. Перед этим несколько дней лил дождь. Вода на болоте поднялась, пройти трудно, но у Гальчени везде были свои тропинки. Выйдя из деревни Старосек, Герасим Маркович покружил по зарослям и быстро выбрал тропинку, по которой можно было идти смело.
Он шел впереди, а мы за ним. Зеленый островок находился в центре наших основных баз и был незаметен для оккупантов. Найдется ли здесь подходящее место для будущего аэродрома — это беспокоило нас всю дорогу. Если найдется, то сразу же приступим к работе.
Гальченя на острове также шел впереди, шел уверенно, видно, хорошо знал, куда ведет. Не было такого уголка на Любанщине, которого бы Герасим Маркович не знал. Под ногами шелестела густая трава. В некоторых местах она была выше колена и обдавала нас росой, хотя солнце было уже высоко. В чаще пахло болотной сыростью, местами трудно было пролезть: орешник, переплетаясь с березняком, стоял живой стеной, ветки лезли в глаза.
Пройдя около двух с половиной километров, Гальченя остановился, глянул на солнце и повернул вправо. Через несколько минут он вывел нас на просторную полянку и удовлетворенно сказал:
— Вот вам и аэродром. Подчистить немного, траву скосить, и считай, что готов.
Симов не удержался от смеха.
— Двухмоторный сядет — всю площадку накроет, а хвост вон на том дубе повиснет, — добродушно пошутил он.
Гальченя недоверчиво покачал головой, однако, посмотрев на столетний дуб, который возвышался на краю поляны, смутился:
— Дуб действительно будет мешать, — согласился он, — придется его выкорчевать, а площадка здесь хорошая. Ты разве не садился на таких?
— Садиться-то садился, только на других марках. Вот когда меня недавно подбили, я сел в кусты, да только подняться уж не смог.
— Сядешь и здесь, — сказал Герасим Маркович. — Сядешь и взлетишь!
— Для того чтобы взлететь на транспортном самолете, — терпеливо объяснил Симов, — нужно самое малое пять-шесть таких площадок сложить в одну. Да землю утрамбовать, вымостить камнем.
Площадка была мала для тяжелых самолетов, это ясно было и нам, но мы были очень довольны, что удалось найти на острове хотя бы такую полянку. Будто сама природа позаботилась о нас. Оставалось посмотреть, можно ли ее расширить.
— Сколько, вы думаете, тут метров? — спросил Симов Герасима Марковича.
Вместо ответа Гальченя пошел к восточной стороне полянки и оттуда начал мерять ее широкими, быстрыми шагами: «Раз, два, три, четыре…» Нам было слышно, как он, досчитав до сотни, начинал снова: «Раз, два, три, четыре…» Ноги его неслышно ступали по мягкой, пересыпанной курослепом траве, и следы от лаптей исчезали — трава снова поднималась.
Мы шли за Гальченей.
— Метров четыреста! — громко сказал он, дойдя до конца площадки. — Но ее можно еще расширить.
Потом начал мерять Симов. Он делал шаги примерно такие же, как и Гальченя, старался перешагивать через кочки и пни, чтобы идти по прямой. Скоро летчик исчез в зарослях, и только по его голосу и треску сухих сучьев мы определяли, где он.
— Тысяча пятьсот, — услыхали мы, наконец, последний счет Симова. — Идите сюда!
Гальченя удивился:
— Разве мы эскадрильи тут будем принимать?
— Возможно, что и так!
Мы прошлись по отмеренной Симовым территории: длина около полутора километров, ширина — около километра. Почва хорошая: кое-где болотника — ее нетрудно засыпать, местами холмики — можно срезать. Хуже всего раскорчевка. Часть площади густо заросла орешником, встречались толстые сосны, березы. Выкорчевывать все это не так-то просто, но другого выхода не было.
— Будет здесь работки!.. — со вздохом заметил Долидович.
Тревога его была понятна. Для того чтобы быстро оборудовать площадку, нужно бросить сюда значительные силы, а где их возьмешь? Оккупанты наводнили районы эсэсовцами и делали попытки в опорных пунктах создать свои гарнизоны. Наши отряды беспрерывно вели боевые действия, и снять их было нельзя.
Я окинул взглядом большую, пока что еще не очень отчетливо очерченную площадь и сказал: