Люди ПЕРЕХОДного периода

В некотором смысле отсутствие какой-либо чёткости в осмыслении времени отчасти напоминало пребывание в казино, при отсутствии там окон, пропускающих свет, и контрольных часов любого типоразмера. Или же походило на мою собственную, в полуподвальном варианте, кухню в «Шиншилле», когда носишься в чаду между сковородками и котлами, подгоняя поваров, и пробуешь оттуда и отсюда, определяя готовность, состав и вкус, не думая о времени как таковом и не чувствуя, что оно есть в природе вообще.

Но в данном случае такой вроде бы природный недостаток работал исключительно на меня, на мою оболочку, на её душевный покой, сводя к равновесному балансу отдельные разрозненные мысли. Угадывает ли их кто-нибудь в месте этого моего предварительного нахождения или же пребывает в абсолютном отрыве от них — было всё ещё неясно. В какой-то момент захотелось даже приказать себе остановить прокручивание в голове всякого, что могло бы не понравиться моим будущим работодателям и их верхним покровителям, включая самых-самых. Кто же они есть, если подойти к вопросу предметно? И чего ждать с той, неведомой мне, стороны? Хороший я для них или плохой? Ведь, как я успел понять, практически у всех параллельных, в силу их особого статуса, слишком сбиты привычные настройки, чтобы структурировать единицу параллельной души просто так, за здорово живёшь, взять на фу-фу, разложить на душевые молекулы и вынести привычного расклада скоротечный вердикт.

Одно я знал наверняка — эти двое, Пётр и Павел, ну просто никак не могли рассматриваться мною в качестве любой опасности. Правда, малая степень неопределённости ещё оставалась, но, с учётом узнанного, картина постепенно разглаживалась, и роль моих провожатых, ещё недавно бывших вполне одушевлёнными разбойниками-рецидивистами, по лучшему из миров постепенно скатывалась к устойчивому нулю. Ещё я подметил, что больше они говорили сами о себе, размышляли в общем, неконкретно, поддаваясь рефлексиям, свойственным людям, резко изменившим основные жизненные установки в силу причины, возникшей невзначай. Вероятно, по этим же самым основаниям время от времени они забывали о своей главной, чисто наставнической функции, вменённой им неизвестной мне кураторшей Магдой. И вообще, немного странно, что такую приличную оболочку, как моя, встречают не фигуры воплощения строгости, безвинности и порядка, а эти безыскусные, незатейливо устроенные и явно с сомнительным прошлым братаны.

Между тем мутноватый свет, ровный и нераздражительный для глаз, истекал отовсюду, заполняя собой пространство нашего неспешного общения, равно как и струилась ото всех видимых и невидных точек мягкая ненавязчивая тьма, не уступающая по силе неведомому источнику освещения. Судя по всему, наставники мои не соврали — правило первого дня творения работало уже в полную силу, втянув меня как полноправного обитателя надземки в первый оборот.

Такой лиричный настрой, когда самому тебе не нужно никуда спешить, да к тому же знаешь, что к тебе также никто особенно не стремится, заставил меня попытаться чуть более вдумчиво отнестись к отдельным высказываниям моих учителей, выплывающим то тут, то там в ходе нашей беседы, чтобы сделать попытку постигнуть саму их суть. Более других в эту первую нашу встречу взволновала меня тема «канальчика».

Тоннель?

Коридор?

Проход обратно?

Что он хотел нащупать?!

Не Wi-Fi, надеюсь?

И как в таком случае другие, такие, как я и все прочие, балабонят со своими параллельными круглосуточно, толпясь, как я успел услышать, возле этого самого Овала и не слезая с каналов связи?

Судя по этой случайно брошенной Пашей фразе, связь эта всё же имела место, иначе какого бы хрена он обмолвился об этом вообще, в принципе.

Краткое затишье, возникшее между нами, пока каждый из нас троих, войдя во вкус беседы, думал о своём, личном, самом сокровенном, внезапно оборвалось, когда я неожиданно задал вопрос:

— А в чём суть проблемы-то, ребят? Почему у вас самих, собственно говоря, не получилось выйти на связь с вашими параллельными, если уж вам так это надо? Может, есть то, о чём я не знаю?

— Да ты тут загадку не ищи, парень, лучше не напрягай себе лишний раз оболочку. Тут всё просто, не сложней жменьки лущёных семок, — ухмыльнулся Пётр.

— Тут как кому повезёт, — вступил в дискуссию Павел, поддержав брата. — Вопрос чисто фарта, не больше того. Вот ты, к примеру, как отлетел?

— Вообще-то я не уверен… — начал я, преодолевая собственные сомнения. — Меня неизвестный тип какой-то ножом пырнул, в лыжной шапочке, я только это и успел увидеть. Потом провал… шум вентилятора, чёрное, серое и снова, кажется, чёрное… а потом медленно стало проясняться, потихоньку, но до полного света так и не дошло, как в книжках написано про трубу, сияние и про все остальные сопутствующие дела. Да и вы, я смотрю, не вполне архангелы всё же, а какие-то чуть-чуть другие типажи, попроще. Я извиняюсь, конечно.

— Стоп, стоп, стоп! — остановил меня Пётр. — А ты, случаем, не повар из «Шиншиллы» будешь, не как его… не Герман? Не шефом кухни был там?