Люди ПЕРЕХОДного периода

Вскоре, не раз и не два употребив для разбойничьих дел свои пронзительно хваткие мозги, он сделался практически вторым номером в иерархическом строе группировки, персоной, наиболее приближённой к главному. Так и продвигалось до тех пор, пока спустя короткое время он неожиданно для всех не сел. И, можно сказать, по дурости, в общем — как ни умён был и как ни умел считать и видеть всякое на три с четвертью хода вперёд. Погорел на самом простом, на элементарном, в таком примитивном и тупом деле прокол совершил, что гораздо сложней оказалось после понять, как же всё это получилось, чем промах этот обидный допустить. А просто сидел в ресторане, закусывал и наставлял одного из своих бригадиров, с какой стороны правильней начать наезд на торговый центр, что недавно отстроили на юге Москвы. Короче, курил «Мальборо», маленькой вилкой не спеша выковыривал из мидий запечённую с сыром мякоть и прихлёбывал это дело светлым пивом. Тот, который слушал и кивал, закончив с мидиями раньше Черепа, вытянул из кармана сигару, демонстративно провёл ею вдоль носа и, продолжая внимать словам старшего, отщелкнул ей кончик сигарной гильотинкой. Раскурить, однако, не довелось. Прежде чем успел сообразить, что же с ним произошло, оказался на полу и, ещё не сообразив прикрыть руками голову и подходяще скрючиться, уже получал страшные удары ногой в лицо, один ужасней другого. Кровь из его разбитого носа брызгала во все стороны, окропляя бордовым скатерть. Он молча терял сознание, но даже не смел сделать попытку подняться на ноги. Того, как к финалу экзекуции в мочку его левого уха вонзилась вилка для мидий, пришпилив её к промежности шеи и скулы, бригадир даже не почувствовал. Тот факт, что в итоге преподанного урока он потерял сознание, которое с большим трудом спустя какое-то время вернулось в его разбитую голову, да и то лишь после того, как вызванная ресторанным персоналом «Скорая» доставила его в Склиф, Черепа и погубил, отодвинув на какое-то время другие планы на ближайшую жизнь.

Но если ж глянуть с другой стороны, соблюдя правила, то ведь мог бы поверженный урод этот ограничиться хотя бы только сраной сигарой, без унижающего достоинство щелчка этими херовыми кусачками, произведённого в присутствии фаворита пахана. И это, согласитесь, по-любому слишком, откуда ни бери. Это как если б в тот же самый день, когда, к примеру, пахан, прилюдно бросив свою тёлку, ещё б и отмудохал её, как урок за всё хорошее прошлое, то, не дав событию отстояться как надо, ты уже через час тащил бы её же в кровать и драл по полной программе — утешаючи и заручившись лишь её согласием. Incidentium — nugarum?[10] А потому что не трогай закон, это ж азы, они ж вторым параграфом на первой странице свода правил воровского кодекса жирняком пропечатаны для тех, кому словами непонятно.

Короче, ещё раньше, чем медицинская помощь, к месту неприятного факта прибыл ментовской наряд, оперативно вызвоненный важным посетителем, оказавшимся чином из прокуратуры. С ментами скорей всего удалось бы договориться, к тому же, если б к моменту разборки бригадир как-то более-менее очухался, то зуб дам, выдумал бы причину, чтобы принять на себя же всю ответственность за эту досадную нестыковку в действиях. Признал бы, что типа не прав, что оскорбил ненароком женщину друга, или нехорошим словом высказал за чью-то близкую мать — что-то в этом роде. Плюс компенсация заведению за скатерть и нарушенный покой посетителей. А уж только потом, покинув место оскорбления, Череп или прибил бы бригадира, или простил бы его, преподав урок вежливости и соблюдения корпоративно принятых приличий в непростой бандитской иерархии. А просто чтоб всякая нижняя сука не смела впредь и думать про сигары, рубя им кончик, когда верхний выпускает из себя дым обычной сизости.

Так или нет, но только настырный гость раскатал ксиву и коротко скомандовал ментам этим же вечером доложить дежурному по городу о результате, жёстко дав понять, что вопрос о возбуждении уголовного дела берёт под свой личный контроль — так, мол, и передайте следаку в отделе.

В первую же ходку Череп короновался там, где и отбывал, на Воркуте. А откинувшись, вскоре занял место первого номера в своём же бывшем сообществе, заделавшись верхним по Южному округу, столичному, само собой. Там он, осмотревшись, первым делом обзавёлся толковыми советниками, из новой гвардии аморальных умников при дипломах и головах, и с их помощью прокрутил уже по-настоящему серьёзное дело, поставившее его в один ряд с главными криминальными именами Москвы.

Но только в 2004-м, уже не год и не два занимая место в новом кресле, заменившем ему бывший закуток при бане и качалке, он снова загремел по всей форме, но уже как пострадавший от руки не меньшей силы, чем та, которой он к тому времени обладал и сам. И это можно с полным правом считать второй по счёту невезухой Черепа, настигшей его как следствие собственного гонора, необдуманно проявленного при случайных по сути обстоятельствах.