«Не полегчает мне с ним, — подумал Мишо, сожалея о том, что пришел. — Вечно он тревожит человека своими мыслями».
— Ты что так смотришь на меня? — заставил его очнуться голос Георгия Ваклинова. — Так вот я и говорю: ты много потерял, что не был на учениях.
— Почему?
— Мы должны стать мастерами военного дела. Завтра это нам понадобится больше, чем что бы то ни было. Сейчас о человеке все еще и по словам судят. А потом будут интересоваться только одним — что он может делать. По делам о нас будут судить.
— А за что убили жнеца? — Мишо бросил взгляд в сторону калильных ламп, разгонявших темноту вокруг лагеря, и продолжал: — В селе и скотину ни за что ни про что не ударишь. А здесь?
— А что здесь? — вздрогнули губы Георгия. Чувствовалось, что у него уже есть на этот вопрос готовый ответ, но он ждет, чтобы Мишо закончил свою мысль.
— Человек себе работал… Никто его не спросил, кто он, почему вышел в поле… Может, он из другого села и не знал о приказе. И сразу из пулемета…
— Продолжай, философ, продолжай! — сказал Георгий, вытягивая забинтованную ногу.
Мишо, занятый своими мыслями, даже не услышал насмешки.
— И человек похож на часы. Один винтик испортится — весь механизм выходит из строя. Вот, например, Буцев… Неплохой человек, я его хорошо знаю. А вот… — не закончил он свою мысль.
— Если сразу о многом думать, ничего не выйдет. Силы надо копить для борьбы. Тебе, наверное, легче плакать. Как ты думаешь переделать мир, не встречая на своем пути слез и горя? А они ведь иногда страшнее пуль. Душа твоя должна стать твердой. Надо в одну точку бить. Это сейчас необходимо. А чувства… они, как дождь для земли — размягчают.
— Или как смазка для машины, — сказал Мишо.
— Вот когда победим, тогда пускай философы спорят, что для человека важнее. Может быть, тогда, после победы, человека по рукам будут бить за то, что он может что-то делать, а думать не хочет. А сейчас нужно прежде всего действовать. Если землю не удобрить слезами и мукой, на ней не вырастут цветы счастья. Это-то уж мне хорошо известно.
Все в душе Мишо перепуталось. Ему очень хотелось, чтобы Георгий был неправ.
— И все-таки ты много потерял, что не был на учениях. Постарайся уйти из штаба, — посоветовал ему Георгий в конце разговора.
Мишо понял, что чувства его бессильны перед этой суровой правдой. Он вздрогнул от ощущенья своей внутренней слабости и встал.
— До свиданья!
— А вот и Ангел идет! — воскликнул Владо.
Мишо даже не обернулся.
— Привет тебе от домашних! — крикнул ему вдогонку Ангел, и Мишо не выдержал, остановился и поглядел на него.
— Жена посылает тебе привет и вот — гостинец.
Ангел подошел к нему.
— Как они там, здоровы?
— Хозяйствуют, — неопределенно ответил Ангел.
— Не хворают ли? — озабоченно посмотрел на него Мишо.
— Нет, здоровы. Но ты сам знаешь, работы много. Как говорится, и о себе человеку подумать некогда. Да и налоги дерут, так что им почти ничего не остается.
— Ага, — почти прошептал Мишо, как будто припоминая что-то.
Над палатками проплыли торжественные звуки горна, зовущего на вечернюю поверку. Солдаты выстроились в длинные шеренги, казавшиеся в сумерках темными заборами. Короткий рапорт быстро утонул в духоте летнего вечера. «Вспомнит ли кто-нибудь об убитом?» — подумал Мишо, посмотрев на звезды — утомленные, засыпающие глаза неба.
Шумная речушка сбегала с Крутой-Стены, срезала от верхнего конца села десяток дворов. Здесь жил Стоян Влаев. Его дом, как и большая часть домов в селе, был старым, с замшелой шиферной кровлей. За рекой, позади дома, возвышался гладкий склон горы. Летом пастушки пускали по нему в речку камни, а зимой на нем бороздами застывал лед.
На село спускался летний вечер, и к пыли, поднятой стадом, бредущим с выгона, примешивался приятный аромат зреющих груш.
Здравко, купив на почте открытки, возвращался домой. Услышав за спиной тихие, нагоняющие его шаги, он обернулся.
— Подожди, — сказал ему, улыбаясь, Стоян Влаев.
Здравко остановился.
— Есть новости! — бросил на ходу Стоян Влаев. — Приходи когда стемнеет.
— Ладно, приду! — уже в спину ему сказал Здравко.
Спустя некоторое время Стоян встретил его у калитки и повел в дом.
— Ты же знаешь, что я меченый. Не стоит рисковать. Увидят тебя со мной — возьмут на заметку, — сказал Стоян, открывая дверь в кухню.
— Для меня это не имеет значения…
— Все так говорят, — перебил его Стоян. — А люди, ежели на то пошло, сторонятся меня только потому, что я в тюрьме сидел. Мать Гергана, например, даже не здоровается со мной. Да что тут говорить…
— Добрый вечер, — сказал Здравко жене Стояна Влаева.
— Добрый вечер, — пробормотала она, стараясь разглядеть кого привел ее муж. — А, это ты? Добро пожаловать.
Стоян Влаев провел Здравко в комнату.
— Мы больше не можем ждать, — заговорил Стоян. Разбойническое нападение гитлеровской Германии на Советский Союз ставит перед нами новые задачи. Партия берет курс на вооруженное восстание… — Стоян выжидательно уставился на Здравко.
Тот молчал, не находя, что ответить.
— Дело ясное, парень, драться будем!
— Ясное дело, — весело повторил Здравко.